В свете фар появлялись и исчезали ветви пальм, ниссы и поникшие ветви ивы. С огромных кипарисов свисали бороды испанского мха, а иногда лучи выхватывали торчащие из воды пни древних деревьев. Мы свернули на дорогу-туннель. Ветви кипарисов переплелись и полностью закрывали звездное небо. Но вот под колесами машин загрохотали деревянные мостки, ведущие к дому тетушки Марии Агуиллард.
Две машины канцелярии шерифа развернулись в противоположных направлениях и остановились под углом друг к другу. Одна освещала заросли, тянущиеся до болота. Направленные на дом фары второй машины отбрасывали тени на стволы-опоры, на которых стояло строение; освещенными оказались и стены, и ступени, ведущие к сетчатой двери, которая стояла открытой, так что внутри дом, должно быть, звенел от комариного писка.
— Ты готов? — повернулся ко мне Вулрич.
Я кивнул и вместе с ним вышел в теплую ночь, держа наготове «смит-вессон». Пахло гнилым болотом и слабо тянуло дымком. Справа от меня в кустах раздался шорох, и кто-то их обитателей зарослей плюхнулся в воду, торопясь убраться от греха подальше. За нами шел Морфи с напарником. Я отчетливо слышал, как щелкнул затвор винчестера.
Одна пара из команды шерифа в нерешительности остановилась у машины, а две другие с пистолетами в руках медленно двинулись по ухоженному саду.
— Как действуем дальше? — спросил Морфи.
Он был высокого роста и атлетического сложения, предпочитал брить голову, рот его обрамляли сомкнувшиеся в кольцо усы и борода.
— В дом войдем мы с Паркером и больше пока никто, — распорядился Вулрич. — Пусть вон та парочка обогнет дом, но внутрь не входит. Вторая пара остается у фасада. Вы двое прикрываете нас. Брушар, отойди к машине и наблюдай за мостом.
Мы пошли по лужайке, переступая через разбросанные по траве игрушки. Из дома с темными окнами не доносилось ни звука. У меня застучало в висках, и липким потом покрылись ладони. В нескольких шагах от крыльца нас остановил щелкнувший курок и возглас потрясенного помощника шерифа:
— Милостивый Боже! Господь милосердный, что же это такое…
Недалеко от воды стояло засохшее дерево, почти один ствол. Оставшиеся ветви разной толщины, некоторые тонкие, как прутики, другие толщиной с руку, начинались на высоте пояса и продолжались до уровня немногим выше человеческого роста. У самого ствола стоял младший сын старухи Ти Джин Агуиллард, и его обнаженное тело блестело, освещенное факелом. Переброшенная через толстую ветку свисала левая рука. Изгиб другой ветви придерживал голову. С лица была снята кожа, и на фоне обнажившихся мышц и сухожилий черными впадинами зияли пустые глазницы. Пальцы его правой руки, также перекинутой через ветку, придерживали пласт кожи, висевшей наподобие откинутой вуали, что позволяло видеть внутренности тела, вскрытого от ребер почти до пениса. Желудок и большая часть органов брюшной полости лежали на камне у левой ноги: белые, голубые и красные ткани, как змеи, переплетали кишки.
Один из помощников шерифа заикал, пытаясь подавить рвоту.
— Не здесь, только не здесь! — крикнул Вулрич и за воротник поволок парня подальше в сторону. Он оставил его на коленях у воды и вернулся к дому.
— Надо найти Флоренс, — лицо Вулрича покрыла болезненная бледность.
Ранее в этот день проезжавший мимо владелец местного магазина приманок видел Флоренс у моста возле ее дома с «кольтом» в руках и в окровавленном платье. Когда он остановился, она выстрелила в окно дверцы, и пуля чудом не задела торговца. Он позвонил с заправки в полицию Сент-Мартина, а они, в свою очередь, связались с Вулричем, следуя его указанию докладывать ему о любом происшествии, имеющем отношение к тетушке Марии.
Вулрич прибавил шаг. Я догнал его у двери и положил руку на плечо. Он резко обернулся и дико посмотрел на меня.
— Спокойно, — проговорил я.
Он медленно кивнул, и глаза обрели осмысленное выражение. Я повернулся и сделал знак Морфи следовать за нами в дом. Он взял «винчестер» у Туи-сана, жестами объяснив тому, что он должен остаться снаружи.
Длинный центральный коридор упирался в кухню. В него выходили двери шести комнат: по три с каждой стороны. Я знал, что тетушка Мария занимает последнюю комнату справа, и меня тянуло сразу направиться туда. Но мы продвигались медленно, осматривая по очереди каждую комнату. Свет наших фонарей прорезал темноту, и в лучах кружились мошка и пылинки.