Роун вынул лазпистолет и поднес к голове Гаунта.
Внезапный удар ногой свалил Роуна. Перекатившись, комиссар навалился на гвардейца, нанося один удар за другим. Рот майора наполнился кровью.
Роун пытался отбиваться, но Гаунт был слишком силен. Танитец боялся, что удары комиссара вот-вот переломят его шею. Он безвольно обмяк в пыли.
Встав на ноги, Гаунт проверил счетчик времени. Уже меньше двух минут. Пора уходить.
Гаунт развернулся. И увидел приближающихся воинов Хаоса.
Взрыв поднял в небо настолько высокий столб грязи и пламени, что его можно было наблюдать из гвардейских окопов по всей мертвой зоне. Через шесть минут орудия противника остановили обстрел и замолкли. А потом прекратился и всякий огонь со стороны вражеских окопов.
Подразделения Гвардии двинулись вперед, поначалу с осторожностью. Они обнаружили на позициях только мертвых сектантов. Все они, как один, убили себя, словно в ответ на некую страшную потерю. В финале своего рапорта о победе на Черном Осколке генерал Хадрак заключил, что уничтожение артефакта Хаоса, составлявшего весь смысл обороны сектантов, лишило противника воли и желания к дальнейшему сопротивлению. Хадрак также отметил, что значительную роль в победе сыграл только что сформированный Первый Танитский полк, входивший в его группировку войск. Будучи главнокомандующим операцией на Черном Осколке, генерал Хадрак получил все почести за победу. Тем не менее он великодушно отметил успех Призраков Гаунта, дав высокую оценку их способностям разведчиков и диверсантов.
Полковник-комиссар Гаунт, получивший ранения в живот и плечо, возвратился из мертвой зоны через двадцать минут после взрыва. Приняв от санитарных команд первую помощь, он вернулся на борт своего фрегата. Он мог бы покинуть вражеские позиции быстрее, если бы не был вынужден нести на себе тело одного из своих офицеров, потерявшего сознание, — майора Роуна.
Превозмогая заглушенную медикаментами боль, Гаунт миновал спусковой люк транспортного корабля и направился к грузовому отделению. Здесь размещались девять сотен танитцев. Все они оторвались от своих тренировок, и Гаунт услышал только тишину, вызванную своим появлением.
— Ваша первая кровь, — произнес он. — Первая кровь за Танит. Первый удар вашего возмездия. Прочувствуйте его.
Корбек, стоявший рядом с ним, начал аплодировать. Гвардейцы вокруг подхватили — все сильнее и сильнее, пока отсек не содрогнулся от мощи аплодисментов.
Гаунт окинул взглядом толпу. Возможно, у них все же было будущее. Полк, достойный командования, слава, к которой стоит стремиться.
Комиссар поискал в толпе майора Роуна. Их взгляды встретились. Танитец не аплодировал.
Это заставило Гаунта рассмеяться. Он повернулся к Майло и указал на танитскую волынку в руках адъютанта.
— Вот теперь ты можешь сыграть что-нибудь, — сказал он.
В свете утра Гаунт шагал вдоль линии окопов. Вонь джунглей Монтакса забивалась в ноздри, вызывая тошноту. Вокруг голые по пояс танитцы, копавшиеся в жидкой грязи и наполнявшие все новые мешки, отрывались от шанцевых инструментов, чтобы ответить на приветствие командира. Некоторые обменивались с ним парой фраз или осторожно расспрашивали о предстоящей битве.
Гаунт старался отвечать как можно увереннее. Как комиссар, отвечающий за поддержание боевого духа и пропаганду, он мог бы выдать какую-нибудь красивую, помпезную фразу. Но как полковник, он чувствовал ответственность перед людьми за правду в своих словах.
А правда в том, что он и сам толком не знал, чего ожидать. Он знал, что сражение обещает быть жестоким, но комиссарская его часть не позволяла высказывать это вслух. Гаунт говорил о мужестве и славе в обобщенной, возвышенной манере, мягко и одновременно уверенно. Так, как учил его комиссар-генерал Октар все те годы, пока он служил при нем зеленым кадетом в Гирканском полку. «Побереги вопли и окрики для битвы, Ибрам. А до того момента воодушевляй своих солдат незаметно. Просто держись так, будто нет ни малейшего повода для беспокойства».
Комиссар Гаунт гордился тем, что не только знал всех солдат поименно, но и кое-что о каждом. Понятный только «своим» анекдот — здесь, общие интересы там. Таков был проверенный и безотказный метод Октара, пусть Император хранит покой его души все эти долгие годы. Гаунт старался запоминать каждое перемазанное грязью лицо, которое он видел по дороге. Комиссар знал, что его душа будет обречена в тот самый момент, когда ему скажут, что рядовой такой-то погиб, а он даже не сможет вспомнить его лица. «Мертвецы всегда будут преследовать тебя, — говорил ему Октар. — Так что позаботься, чтобы призраки были дружелюбны». Если бы только Октар мог знать, насколько буквальным окажется смысл его напутствия…
Гаунт остановился на берегу дренажного канала и улыбнулся собственным воспоминаниям. Неподалеку несколько солдат устроили импровизированный футбол, гоняя набитый и скатанный в шар мешок. «Мяч» отлетел в сторону Гаунта, и тот послал его обратно, подцепив носом сапога. Пусть веселятся, пока могут. Сколько из них выживет, чтобы сыграть завтрашнюю игру?
Действительно, сколько? Потери казались бесконечными. Одни — оправданные, другие — ужасные, третьи — откровенно ненужные. Воспоминания преследовали его в эти долгие часы ожидания. Комиссару оставалось лишь молиться Императору, чтобы потери храбрых простых солдат не были так велики, так тотальны и так бессмысленны, как год назад, в тот день на Вольтеманде…
2
ПЕРВАЯ КРОВЬ
Вот уже два часа они двигались среди черных деревьев мрачных топей Вольтеманда. Траки вздымали гнилую жижу, рев моторов метался эхом среди больной листвы над головой. Тогда полковник Ортиз и увидел смерть.
Она была облачена в красное. Стоя среди деревьев справа от дороги, совсем не прячась, недвижимо она следила за ходом его колонны «Василисков». Именно эта неподвижность заставила Ортиза замереть в ужасе. Только взглянув еще раз, он осознал, чем же на самом деле была эта фигура.
В нем было почти два человеческих роста. Чудовищно широкие плечи. Броня цвета запекшейся крови. Изогнутые медные рога, венчающие шлем. Жуткая маска смерти вместо лица. Демон. Воин Хаоса. Пожиратель Миров.
Ортиз вновь обернулся к существу и ощутил, как кровь застывает в жилах. Он судорожно нацепил наушники.
— Тревога, тревога! Засада по правому борту! — прокричал он в коммуникатор.
Взвыли тормоза, дрожь сотрясла многотонный стальной механизм, слишком громоздкий, чтобы быстро развернуться. Скользя на грязной дороге, запертая в ловушке машина забуксовала.
К тому моменту десантник Хаоса уже начал двигаться. Вместе с остальными шестью, покинувшими свое укрытие в лесу.
Конвой Ортиза охватила паника. Десяток их раскрашенных перьями и изображениями языков пламени «Василисков» был передовым отрядом Змиев, Семнадцатого Кетзокского бронетанкового полка, отправленного поддержать наступление Пятидесятого Королевского Вольпонского полка, известного как Аристократы. В распоряжении кетзокских танкистов была огневая мощь, способная сровнять с землей город. Но здесь, на этой узкой дороге, зажатые среди деревьев, неспособные отступить или развернуть орудия, окруженные чудовищными врагами, подступившими слишком близко, чтобы открыть огонь из главных орудий, кетзокцы были совершенно беспомощны.
Наступающие Пожиратели Миров кричали. Из их усиленных имплантатами глоток вырывался глубокий, нечеловеческий рев, разносившийся над дорогой, сотрясавший даже танковую броню. Они выкрикивали имя своего мерзкого божества.
— Личное оружие! — скомандовал Ортиз, — Используйте оборонительное вооружение!
Раздавая приказы, он развернул установленную на его «Василиске» автопушку и направил орудие на ближайшего монстра.
Началась бойня. До ушей полковника донесся надсадный хрип огнемета и вопли экипажей, заживо сгорающих под раскаленной броней. Первый увиденный им десантник Хаоса добрался до впередистоящего «Василиска» и принялся рубить своим топором листы брони, словно это было обычное дерево. Рваный металл брызнул искрами. Искры, пламя, металлические осколки, мясо…