За спиной молодого человека раздалось какое-то сопение и ворчание – тот не обратил на него никакого внимания. Сопение и ворчание сменилось бульканьем воды в бутылке, а потом, из тесного спального отсека на пассажирское место полез еще один, чем то неуловимо похожий на водителя молодой человек – только гораздо более смуглый и с короткой, аккуратной бородкой.
– Долго еще?
– Километров десять – буркнул водитель, не отрывая глаз от дороги
Пассажир – явно напарник и сменный водитель – зевнул, потом высунулся в открытое боковое окно, чтобы насладиться зрелищем садящегося в горы большого, оранжево-красного солнца.
– Потемну приедем… – констатировал он
Не отвечая, водитель включил фары – пока штатные, их света хватало. Можно было включить и прожектора – но он знал правила дорожной вежливости и слепить встречных не хотел. Кроме того – на узкой дороге это было попросту опасно.
– На ту сторону в ночь не пойдем?
– Сдурел? – бросил водитель
– Оно так. Караван-сарай… – мечтательно протянул сменщик, у которого с караван-сараем видимо были связаны свои, особые и очень приятные воспоминания.
– В машине переночуем – отрезал водитель
Водитель был прав – они шли с грузом, да и самой машине могли ноги приделать, запросто, лихих людей на границе всегда хватало. Но сменщик обиженно замолчал.
Караван-сарай находился примерно в километре от моста через Амударью и от контрольно-пропускного пункта с русской стороны и представлял собой большой кусок каменистой земли у самого берега, выровненный – часть скальной породы по левую руку срезали взрывами и бульдозерами переместили вправо, завалив ею болотистый берег реки, тем самым укрепив его, чтобы можно было вставать машинам дальнобойщиков. Потом, владельцам караван-сарая показалось этого мало, а деньги у них были – и они отвоевали у бурной, изменчивой Амударьи еще кусок земли, укрепив берег бетоном и сделав своеобразную бетонную набережную. Более того – чтобы никто по пьянке не свалился в Амударью – на набережной поставили кованые чугунные решетки ограждения и заказали фонари – такие же, как на Дворцовой, в Санкт Петербурге.
Работал караван-сарай просто. Тот, кому нужно было сюда сворачивал с дороги и оплачивал постой у поста со шлагбаумом – пост знаменовал собой начало охраняемой территории, на которой можно было оставить машину без страха что ее украдут – хозяева караван-сарая отвечали за это рублем, ведь им было выгодно, чтобы постояльцы не только питались в караван-сарае, но и ночевали в номерах, а не в машинах за дополнительную плату. Взамен денег водителю выдавали что-то вроде старинной медной монеты – специально отчеканенный знак оплаты. Когда же надо было ехать к таможенному посту – ты просто выезжал на короткую, забетонированную дорогу к посту с другой стороны караван-сарая и на выезде сдавал эту монету. Хитрость была в том, что дорога эта подходила прямо к самому посту, и если у тебя были хорошие связи на таможне – ты мог проехать сразу же, "по зеленому коридору", не нервируя тех кто не заплатил и стоял теперь в общей очереди. Одним словом – дела тут варились уже давно, и продумано все было до мелочей.
Как и многие другие, водитель АМО, увидев неоновую табличку со стрелкой (где только неон то взяли) свернул направо и оказался в хвосте короткой очереди. Очередь продвигалась быстро – это не таможня, это частная лавочка и все здесь сделано для удобства и довольства клиентов.
Когда подошла их очередь – водитель плавно затормозил около поднятого шлагбаума, молодой усатый таджик с автоматом АКСУ на боку ловко прыгнул на подножку кабины.
– Сколько вас, господа? – на чистом русском спросил он
– Двое будет – недовольно ответил водитель – на одну ночь только.
– По два целковых с человека и десять за машину, это за стоянку. Все прочее – оплачивается отдельно на месте – выговорил скороговоркой таджик, наверное, он произносил эту фразу не одну сотню раз в день.
Водитель протянул ему заранее припасенную в специальном корытце рядом с рычагом переключения передач "катеньку", затем отщелкал четыре железных рубля. Таджик не считая – тут никто и никого не обманывал – сунул деньги в висящую на груди сумку, взамен выдал что-то, напоминающее медную монету.