Естественно, на набережной мы были инкогнито – нечего афишировать. Просто два господина, один в военной форме, другой в гражданском – надевая свой старый, не надеванный уже несколько лет костюм, местного кстати пошива, хотя и из венского, едва ли не лучшего в мире шерстяного материала я обнаружил, что мне он более чем впору, даже слишком. Это радует, некоторые старшие офицеры с каждой новой ступенью табели о рангах заказывают себе новую форму – исключительно потому, что старая – уже не налезает.
Поет фонтан, шумит Одесса…
Как хорошо-то… Мало городов, где бывает так хорошо, где не нужно иметь глаза на затылке, где не нужно подозревать ближнего своего в подлости и двоемыслии, где не стоит ждать выстрелов из-за угла. Да, я сам выбрал свой путь, и этот путь страшнее любого кошмара – но все равно, хочется хоть иногда просто пройтись по набережной, посмотреть на искрящиеся веселым разноцветьем фонтаны, на шумящую в саду генерал-губернатора публику. На молодых дам, в конце концов – благо они здесь, как и в любом портовом городе из-за многолетнего смешения самых разных кровей – самые лучшие, уж кому как не юнкерам и гардемаринам Его Величества, почти каждое лето до совершеннолетия проводившим в этом городе – это не знать…
– Помнишь, как мы тогда молдаванским наваляли… – спросил как-то невпопад я, просто в голову пришло
– Вообще то, нам сматываться пришлось – ответил Николай, раскланиваясь с кем-то.
– Так-то от городовых, а не от этих.
– А потом твой дед моему papa нафискалил, и мне пришлось до конца лета из дома ни ногой, и учить французский к тому же.
– А все равно правильно тогда поступили.
– Да, правильно…
Может быть, неправедно то, что мы творим? Может быть – ну их, оставить всех в покое. Может – когда наследник Престола без охраны (а ее у нас не было) прогуливается по набережной Одессы – это и есть нормально?
Нормально то нормально. Вот только не стоит забывать некоторых истин. Одна из них гласит: если ты не пойдешь на войну – война пойдет на тебя. Не мы начинали. И заканчивать – тоже не нам!
– Papa прочитал твои донесения… – сказал Николай, и снова прервался на то, чтобы раскланяться с двумя каким-то уж очень симпатичными дамами
– Знаешь их?
– Нет. Но не прочь был бы узнать поближе… – отшутился Николай
– Ты теперь солидный господин, обремененный семьей…
– И скоро в семье будет пополнение… – Николай осекся – извини.
– Да ничего…
Ни я не задал вопроса, ни Николай не попытался что-либо сказать. Для нас обоих эта тема – как мина на неизвлекаемости в земле. Лучше поставить флажок, и обойти стороной, как можно дальше.
– Поздравляю! Когда?! Что раньше не говорил?!
– Мария скрывала. Просила и меня. Представляешь – она до сих пор сама водит машину, и записывает телепередачи.
– Запрети ей это. Ты же глава семьи.
– Командовать одной дамой сложнее, чем целым батальоном разведки.
Проблемы, значит – у нас схожие.
– Пошли, по этому поводу съедим по мороженому.
– Пошли.
Мороженщик здесь продавали эскимо на старый лад – с больших двухколесных тележек. Одна из них, к которой мы подошли, стояла прямо под фонарем, мороженщица привычно приняла у нас деньги, достала из пышущего холодом ящика два больших, старомодных эскимо на палочке, даже без обертки…
– Пожалуйста, господа хорошие…
С этими словами она взглянула на нас, и … замерла
– Ваше…
Николай приложил палец к губам.
– Тс… Мы хотим сохранить инкогнито, уважаемая. Сие возможно?
– Конечно, конечно…
– Завтра об этом будет трепаться вся Одесса.
– Сегодня еще, знаешь же…
– Наверное, ты прав.
Мороженое и впрямь было вкусным – таким, каким только может сделанное по старомодной технологии мороженое, которое продают на набережной Одессы в жаркую летнюю ночь. Точно такое же мы ели в детстве, и так же покупали у мороженщиков.
– Ты говорил про отчеты.
– Да, отчеты. Papa очень обеспокоен. Признаться, он не ожидал такого.
– Увы, я пишу то, что и в самом деле есть.
– Это наш вассал.
– Пока. Если произойдет взрыв – а он обязательно произойдет – у нас не будет вассала. У нас будет разорванная на части страна.
Николай немного помолчал
– Сколько у нас времени?
– Несколько лет. Не больше.
Ни один человек – в том числе и я – не мог в те дни предположить, сколько времени осталось на самом деле.