– Нужна она кому-то… эта власть – горько сказал Николай – а что происходит в Багдаде?
– На этот вопрос сейчас я тебе не смогу ответить. Пока не смогу, я сам не понял до конца. Но уверен в одном – ничего хорошего…
Господи… как не хочется возвращаться туда… в Тегеран, в Багдад… Это только будучи только что выпустившимся из учебки лейтенантом ты мечтаешь о войне… став же старшим офицером ты ее просто ненавидишь.
Но если ты не идешь на войну – война придет к тебе. Сюда, в Одессу, на Графскую пристань, на Набережную. А этого допустить нельзя. Пусть в Империи как можно больше будет мест, куда не дотягивается война.
24 июня 2002 года
Варшава, Нова Прага
Авеню Ягеллонов
Еще раз проверить револьвер. Черт, как мальчишка….
Куда тебя несет дурака… Вызови полициянтов!
Нет! Надо разобраться самому.
Конечно же он не выдержал… Не сдержался. Не смогла гордая польская кровь не вскипеть. Такова уж польская натура – когда поляки перестанут быть вспыльчивыми, они перестанут быть поляками.
Спалился он глупо, на пустяке. Она пошла в ванную, а он, польский шляхтич из рода Комаровских – залез в ее сумочку. Может быть специально, а может – и нет – но она появилась в комнате совершенно бесшумно, когда он этого никак не ожидал.
– Что ты делаешь?
В голосе пока не было гнева – только удивление. Можно было бы конечно отбрехаться, сказать что ищу что-то – от маникюрных ножниц, до упаковки презервативов. Но пальцы именно в этот момент наткнулись на предательский маленький пакетик. И тут кровь вскипела…
– Ищу кое-что.
– Вот как? В моей сумочке? И что же ты ищешь?
– А вот это!
Проклятая дрянь упала на ковер между ними, будто разделяя. Разрушая то, что было между ними, то что связывало их двоих. Это построить – сложно. Разрушить – да в одно мгновение.
– Зачем тебе это надо?! Ответь, зачем тебе это надо?!
Когда он приехал сюда – он ведь целую речь приготовил. Гневную. Обвинительную. Назидательную. Наркотики – это вред, как бы банально это не звучало. Наркотики – убивают людей. Но сейчас, когда она стояла напротив, а между ними лежал этот проклятый пакетик – вся патетика вылетела из головы, остались только обрывки фраз. Гневные. Злые. Отрывистые.
Елена постарела. В одно мгновение. Глаза стали узкими и какими-то злыми, на лице прорезались морщины. Словно прекрасная девушка, которую он обнимал несколько минут назад, разом превратилась в злую ведьму – старуху. Он никогда не видел ее такой.
– Пшел вон!
– Не уйду! Не уйду, пока не ответишь, где ты это берешь! Ты понимаешь, что это – смерть! Это убьет тебя, матка боска, как ты это не понимаешь?!
– А кто ты такой, чтобы меня учить?! Отец? Муж? Пшел вон! Не желаю тебя видеть!
– Где ты это взяла?!
Вместо ответа в графа Ежи полетел бокал, затем еще что-то. И то и другое он отбил. Потом он схватил ее – Елена оказалось на удивление сильной, она билась в его руках как безумная, выкрикивая самые страшные проклятья и ругательства. Графу Ежи удалось отделаться сравнительно легко, несколькими царапинами на лице и несколькими синяками. Связав ее своим ремнем, он бросил ее на диван. Каким-то образом ухитрился надеть брюки, рубашку, потом вывернул на ковер ее сумочку – так и есть. Еще пакетик был неопровержимым свидетельством обвинения.
– Говори!
Граф схватил пакетик, оторвал край.
– Говори!
– Пшел вон! Пся крев! Не трогай, ненавижу!
Граф Ежи наклонил пакетик – и белая дрянь посыпалась на ковер. Когда один пакетик опорожнился – граф взял второй, надорвал
– Говори, а то лишишься и этого!
– Москаль, пшел вон!
На какой-то момент ему пришла в голову идея притащить ее в поместье, там был действующий костел в селе. Капеллан Подольский поймет, если он скажет правду, в конце концов он же его и крестил. Обвенчает – а дальше что муж с женой делает – то его дело. Отсидится в поместье месяц – другой, переломается, бросит эту поганую привычку.
Но бросит ли? Граф Ежи мало знал про наркомафию – но знал, что наркодилеры никогда не оставляют свои жертвы в покое. У каждого налаженная сеть, каждый клиент – ценен. Найти хорошего клиента с деньгами очень сложно, полиция следит за этим делом, можно нарваться на полицейского осведомителя, и тогда – от пятнадцати до двадцати лет каторжных работ. Не всю же жизнь она будет отсиживаться в поместье, вернется в Варшаву – а там эта мразь снова найдет ее. Увести в Петербург? А там что – нельзя достать что ли? Попроситься на службу в дальний гарнизон, уйти из Гвардии? И что это за дело такое – польский шляхтич бежит в дальний гарнизон?