И потому Тихон, выходя вместе со всеми из палатки, достал из кармана рюкзака заветную свинчатку – кастет, который сам сделал, подбросил его на ладони и сунул в карман…
Смеркалось… В поле горели костры – какая то из рот после ужина, разжившись где-то мясом решила поджарить его на углях, возможно и офицеры к ним присоединились. Наверняка и наказной… солдатам на довольствие от царя чарка водки в день полагается… вот и решили под водочку – да мяско. Но это было и хорошо – офицеров в лагере почти не было…
На втором посту – проезде между двумя тяжелыми бронемашинами, стояли двое казаков, один из ни, белобрысый, встрепанный какой-то поднялся со своего стула.
– Володь, ты чего…
– Да прогуляться решили по округе. Пустишь?
– А документ?
– Да какой документ, свояк…
– Без документа нельзя. Отпрашивайся у офицера.
Вместо ответ казачина, который решил их провести обнял по свойски часового, отвел его в сторонку, поговорили они о чем-то, потом махнул рукой – проходите…
– Тихо… Тихон, башку пригни – здоровый какой! Через тебя все дело испортиться может.
– Да сам тихо!
Волчьей цепочкой прокравшись мимо машин – благо у костров в поле в их сторону не смотрели, да и темновато уже было – вышли на шлях. Пошли к дороге – гудящей, не останавливающейся ни на минуту…
– Как же мы ее маханем?
– Через путепровод. Там должен быть.
– Мабуть песню затянем?
– Дурак, что ли?
Один из казаков шел, вывернул голову, смотря вверх, на насыпь, потом сказал.
– Братцы… машины то военные.
– А ты думал…
* Не помню, упоминал ли. В Российской Империи спирт продавали только в царских магазинах, так называемых "монопольках", весь доход от продажи шел в казну, продавали дорого, на порядок дороже чем сейчас, средний работяга мог позволить себе водку только раз – два в месяц. Потому и пили меньше, и налоги были невысокие. В селе и казачьих станицах обычно гнали – но гнали для себя, не на продажу.
** Столкнемся в бою (казацк.)
В украинском селе казакам, конечно же, не образовались.
Как-то так получилось, что хохол для казака, равно как и казак для хохла – первейший недруг. В свое время немало хохлов на земле казацкой поселились… хохлы были людьми прижимистыми, хитрыми – вот и скупали землицу то. А казакам то не любы были чужие люди на их земле, тем более что земля эта была автономией и управлялась Войском, и они с полным правом могли сказать, что это – их земля. А потом еще, как казаков на Восток переселяли – так многие туда уехали, благо там обзаведение хорошее давали – а хохлов еще больше на казачьей земле стало. Нельзя кстати сказать что это была "этнически ориентированная ненависть" – как выразился в одном из своих трактатов несколько месяцев проживший на казачьей земле германский корреспондент, от статей которого потом старики плевались. На западе вообще требуют не замечать национальность друг друга… но казаки исстари друг за друга держались и в обиду себя не давали. Были и драки с хохлами, были и анекдоты разные про хохлов, но стороны чувствовали некую грань. Ту самую, которую поляки так легко и бездумно перешли – а вот на Дону за эту грань не ступали.
Село было большое, гарное, богатое – верно потому что приграничное, в приграничье всегда села богатые почему то. Несколько улиц домов – не мазанок из серии "с…а-мазала-лепила", а вполне добротных домов белого кирпича, текущая от села к перелеску дорога, от села, от верхней его точки – хорошо видна светящаяся огнями станция. Казаки не знали, что богатство села обусловлено не близостью границы, а близостью станции, на которой половина мужчин сел работала, а вторая половина – промышляла. Были такие асы, что на полном ходу на поезд умудрялись запрыгивать, дабы в контейнерах пошукать.
На самой окраине был магазин, и в том же здании – местная монополька и клуб. Монополька тут постоянно была закрыта, особого дохода казне она не приносила и когда открытой была. А вот из клуба оглушительно бухала музыка да визжали нетрезво дамы – и парубки, все как один одетые в черные рубашки, такая здесь была мода – выходили через заднюю дверь клуба покурить и выяснить отношения. Стемнело уже окончательно и над селом в "тыху украиньску ничь" уныло висел надкушенный серп Луны.