Фельдмаршал с шумом втянул из кружки последние остатки чая, потом тяжело поднялся, протопал куда то вглубь комнаты, в темноту – и вернулся с бутылкой "Шустовской", поставил ее прямо поверх карты. Штатский подсуетился, поставил два стакана, потом повинуясь взгляду министра достал еще один. Министр разбулькал драгоценную влагу – себе прямо в кружку, потом по стаканам. Подозвал графа Ежи, третий стакан отставил далеко в сторону, за пределы карты.
Мертвым… Старая традиция, оформилась она в период второй отечественной – собираясь после боя, офицеры и нижние чины всегда наливали на один стакан больше, чем присутствовало людей. Такова война.
Хватили – шустовская всегда пилась довольно тяжело, забористо, не то что смирновка. Хватило по голове мягко, но сильно, слезы навернулись на глаза – министр пил армейскую, шестидесятиградусную. Допив кружку до конца, министр со стуком поставил пустую кружку туда, где кроваво краснела на карте Варшава.
– Бес бы разорвал… – с ненавистью сказал старый министр, глядя то ли на карту, то ли на кружку – ну не живется людям спокойно.
Раевский убрал кружку с карты, и на том месте где она стояла появился прозрачный круг – он примерно соответствовал позициям, на которые должна была выйти русская армия при окружении Варшавы. Штурм города планировался только в самом крайнем случае – рассчитывали уговорить его защитников сдаться.
– Твой отец…– министр всхрапнул отчего-то как лошадь, оперся на стол – твой отец, поручик был не патриотом России. Он был патриотом Польши. Он считал, что единое целое лучше малого куска. Он считал, что порядок лучше рокоша. Он никогда не скрывал своих взглядов, что любит не Россию, а Польшу. Когда Государь, многие лета ему, назначал его командующим… давно это было, он ему так ведь потом в лицо и сказал. Государь в госпитале его навещал… он и сказал: эти раны не за Россию, эти раны – за Польшу.
Стоять у стола с картой, да тем более после кружки шустовской было тяжело и министр прошагал к своему креслу.
– Детали тебе… Дро Арташесович доведет, слушай его. Армия теперь за тебя отвечает, потому как отец твой погиб на боевом посту. Если захочешь в академию поступать… обращайся ко мне, лично рекомендацию дам.
Голова министра начала клониться вправо, почти незаметно, но неотвратимо, штатский поймал взгляд графа Ежи, показал на дверь. Тот понял, вышел, аккуратно закрыл за собой. Через минуту появился и штатский.
– Азард – сверкнул зубами он – хвалю. Габриелян Дро Арташесович, Главное разведывательное управление, начальник разведки армейской группы. С мостом ты хорошо сработал, оч-чень даже хорошо.
– Поручик, граф Ежи Комаровский. Я должен …
– Кордава ждет в пункте боевого управления, тебя бы сразу к нему переправили да господин фельдмаршал повелел немедленно доставить пред очи, как только ты выйдешь к боевым порядкам наших войск. Куришь?
– Нет.
– Тогда у входа меня подожди, я сейчас бумаги возьму и поедем. Выход найдешь?
– Так точно.
Стемнело – совсем, и часть огней в крепости погасили. С Буга веяло живительной, после дневной жары прохладой, о матовое стекло фонаря билась мошкара. Под ногами часовых хрустел щебень.
Генерал Габриелян появился довольно скоро, со стальным чемоданчиком в руке, пристегнутым к запястью толстым тросиком с замком. На глазах у него, несмотря на ночь, были черные очки.
Военная разведка занимала блок модулей в самом центре построения – полевой лагерь был построен по старой схеме пехотного построения "каре". Через каждые несколько метров модули разведчиков стерегла полевая система контроля периметра – столбик, испускающий лазерные лучи, стоит только прервать луч – тревога. Но самое главное ждало графа Ежи внутри одного из модулей. Он вошел туда, мечтая только о том, чтобы побыстрее доложиться и поспать, пробежался глазом по казенной обстановке и…
– Елена? – неверяще спросил он…
Генерал Габриелян, начальник военной контрразведки группировки и полковник Генерального штаба Кордава какое-то время смотрели на влюбленных, потом Дро Арташесович деликатно откашлялся
– Нестор, ты квартиру снял, как положено?
– А как же… – Кордава с ухмылкой протянул ключи – проспект Александра Четвертого, двадцать один – семнадцать, все как по инструкции. Для тайных встреч с агентурой, осведомителями и прочих нужд. На цельный месяц и замки сменил.
Генерал взвесил на руке ключи, потом достал еще одни – от внедорожника, на котором они ехали. Бросил на стол.
– Адрес запомнил, лейб-гвардеец?