Мы можем также отметить хорошее сочетание когнитивной роли информационных состояний и эпистемологии опыта. Непосредственно знакомым нам опытным переживаниям соответствуют физически реализованные информационные состояния, к которым система имеет (прямой) когнитивный доступ. Система формирует свои феноменальные суждения на основе ее прямого доступа к информационным состояниям: эта каузальная связь удачно сочетается с утверждением, что опыт — феноменальная реализация того же информационного состояния — обосновывает сформированные ею феноменальные убеждения. Ключевую роль с обеих сторон играет одно и то же информационное состояние; просто в одном случае речь идет о физической реализации, в другом — о феноменальной.
Ничто из сказанного в полной мере не доказывает верности информационного подхода к сознанию. Но оно дополнительно подкрепляет его.
4. Повсеместен ли опыт?
К этому моменту читатели, наверное, уже выстраиваются в очередь, чтобы сделать возражение в связи с повсеместностью информации. Мы находим информацию везде, а не только в системах, обычно признаваемых сознающими. Мой проигрыватель компакт-дисков реализует информацию, двигатель моей машины реализует информацию; даже термостат реализует информацию. В действительности, при данной мной трактовке этого понятия, мы находим информацию везде, где находим причинность. Мы находим причинность повсюду, значит повсюду мы находим и информацию. Но ведь мы уж точно не находим повсюду опыт?
Сторонник информационного подхода мог бы двояко отреагировать на эту ситуацию. Первая и наиболее очевидная реакция состоит в том, чтобы заняться поиском дальнейших ограничений, накладываемых на то, какого рода информация оказывается релевантной для опыта. С опытом связано не всякое физически реализованное информационное пространство, а лишь те из них, которые наделены определенными свойствами. Это потребовало бы тщательного рассмотрения того, чем могли бы быть эти дополнительные ограничения и как они могли бы вписываться в фундаментальные законы. Я рассмотрю подобные стратегии позже, но сейчас я хочу поговорить об альтернативном пути. На этом пути мы решаемся признать, что всякая информация связана с опытом. И если это так, то повсеместна не только информация. Опыт тоже оказывается повсеместным.
Если данное предположение верно, то опыт связан даже с очень простыми системами. Эту идею часто называют странной или даже безумной. Я, однако, думаю, что она заслуживает тщательного изучения. Для меня не очевидно, что она ошибочна; в известном смысле она даже привлекательна. Так что здесь я собираюсь рассмотреть причины, по которым можно было бы отвергнуть эту концепцию, чтобы выяснить, насколько они убедительны, — одновременно рассматривая разного рода позитивные соображения, которые могли бы мотивировать нас всерьез относиться к ней.
Чтобы не размывать картину, возьмем в качестве примера почти что до предела упрощенную систему обработки информации: термостат. Если рассматривать его в качестве устройства, обрабатывающего информацию, то термостат имеет всего лишь три информационных состояния (одно состояние приводит к охлаждению, другое — к нагреванию, третье — к бездействию). И тезис, таким образом, состоит в том, что каждому из этих информационных состояний соответствует феноменальное состояние. Три этих информационных состояния будут отличаться друг от друга, и изменение информационного состояния будет приводить к изменению феноменального состояния. Мы могли бы задаться вопросом: каков характер этих феноменальных состояний? Иначе говоря, каково это — быть термостатом?
Наверняка быть термостатом не очень интересно. Обработка информации настолько проста, что мы должны ожидать не большей сложности и от соответствующих феноменальных состояний. Здесь будет три элементарно отличающихся друг от друга феноменальных состояния, лишенных какой бы то ни было дополнительной структуры. Не исключено, что эти состояния можно мыслить по аналогии с нашими ощущениями черного, белого и серого: феноменальное поле термостата может быть полностью черным, полностью белым или полностью серым. И даже это было бы слишком щедрой трактовкой структуры переживаний термостата, так как визуальное поле предполагается имеющим какую-то размерность, а черное, белое и серое имеют сравнительно богатые характеристики. На деле надо было бы ожидать чего-то гораздо более простого, для чего не существует аналога в нашем опыте. Мы едва ли смогли бы лучше симпатически представить эти переживания, чем может представить зрение человек, который лишен его, или чем люди могут представить, каково это — быть летучей мышью; но мы хотя бы можем что-то интеллектуально знать о фундаментальной структуре соответствующих переживаний.