Жил я просто, естественно, среди хороших людей. Мне хотелось чем-нибудь заняться, но я не знал — чем. Я был не в состоянии ни писать, ни рисовать. А между тем во мне с избытком накапливалась духовная энергия, которой было необходимо во что-то вылиться.
Я снова возвратился на рыбачий стан. Здание стояло на каменистом мыске, вдававшемся в большой синий залив. Там я встречал и провожал солнце, изучал замысловатые рыбачьи ветры и облака, помогал старикам и очень много читал.
Вы любите Грина? Александра Грина?.. Я тоже. У нас он мало известен, но когда я читаю его книги, мне все кажется, что это он выдумал наши черноморские городки. Особенно этот, не правда ли? И удивляться тут нечего: Грин подолгу жил в Севастополе и Балаклаве, в Феодосии и Ялте. Его книги вызывают потребность увидеть и узнать весь мир, а такое желание благородно и прекрасно.
Раз, погрузившись в сказочную атмосферу, я сидел на пне у стана и читал «Золотую цепь», когда по шоссе прошла женщина. Она была молода, наверное — лет тридцати, вся в черном, с оранжевыми волосами. Она шла, не глядя по сторонам, стремительным шагом. Лицо ее было напряженно и сосредоточенно, и мне показалось, что я впервые вижу такое странное лицо у женщины. Оно было до того красиво, что я не мог смотреть на него больше секунды. Вы, наверное, замечали: совершенная красота всегда рождает боль.
Женщина, совершенно чуждая окружающему миру, прошла, словно печальная гриновская героиня, словно воплощенное видение, сошедшее со страниц его книг. Я стоял неподвижно, ошеломленно глядя на исчезавшую за поворотами шоссе фигуру и все еще не будучи в состоянии поверить, что мне довелось увидеть красивейшую женщину в мире. До той минуты я считал, что таких женщин не существует, что они — выдумка вашего брата. А вот она воочию прошла мимо меня и затерялась среди дюн. Значит, она существует. Я не осмелился последовать за ней.
В сумерках она вернулась, по-прежнему задумчивая, неземная и очень грустная. И опять прошла мимо и опять не заметила меня, хотя я нарочно вышел на шоссе и ждал ее, присев на придорожный камень.
Фигура женщины исчезла в сумерках. Уже стемнело, а я все стоял и глядел ей вслед и — не видя ее — думал о ней. Кто она — такая особенная, нереальная? Почему носит траур? Кого оплакивает? Почему на ее лице застыло выражение непреходящей скорби? И вообще неужели это возможно, чтобы такое красивое создание мучилось?
Я видел незнакомку в первый и, может быть, в последний раз. Завтра она сядет на рейсовый катер и уплывет. И я уже никогда, никогда не увижу ее… Я почувствовал, что мне необходимо догнать ее и во что бы то ни стало остановить. Я не хотел, чтобы она затерялась в этом огромном мире. Или мало я перенес утрат!
Я вскочил и побежал во тьме. А потом вдруг остановился. Глупо тридцатипятилетнему мужику носиться, словно оголтелый гимназист. И я вернулся, стараясь убедить себя, что так будет лучше, что у меня останется лишь дорогое, очень дорогое и совершенно безболезненное воспоминание, ибо на что я в сущности мог рассчитывать? Неразделенная любовь, сильное и красивое переживание стоят куда больше, чем осуществленное ценой унижений желание. Ведь по сравнению с «ней» я — жалкий урод! Ведь это же сплошная мука — показываться на людях под руку с такой фантастической красавицей. Нет, пусть уж в моей душе останется лишь память об этих прекрасных мгновениях, на закате подаренных мне незнакомкой.
Но все это были только утешения. Я чувствовал себя в ее власти, думал о ней непрестанно, и всем своим существом плавал в оранжевом сиянии.
Ночь и день прошли кое-как. Под вечер она показалась на повороте, прошла мимо, не видя ни меня, ни рыбачьего стана, и снова исчезла среди дюн.