— Держи. Камень тебя не просто так позвал.
Берилл лежал на ладони, мерцая и переливаясь — тяжелый, гладкий, прохладный. Рон представил, как зеленая капля опустится в ложбинку на груди Гермионы, согреваясь ее теплом. Как он будет целовать гладкую кожу, спускаясь ниже, как коснется украшения языком…
— Сколько? — хрипло спросил он.
— А сколько не жалко?
Рон вытащил из кармана кошелек и вытряхнул на прилавок все деньги, чувствуя, как снова мучительно краснеет при виде маленькой кучки серебра. Вот сейчас продавец покачает головой, скажет, что этого мало, да еще и посмеется!
— Тебе упаковать? — услышал он…
***
Рон вышел из магазина, крепко сжимая в кармане берилловую подвеску. Он загадал: если Гермионе понравится подарок, а он наверняка понравится, — тут же сделает ей предложение! И они вместе придут в эту лавку покупать ей кольцо. А потом можно будет и про учебу в Академии подумать.
Всю неделю Рон готовился к решительному объяснению. Тщательно упаковал берилловую подвеску, стесняясь и краснея, попросил у отца денег, чтобы повести Гермиону в ресторан — почти вся стипендия уходила на маленькую квартирку под самой крышей старого дома. Потом сидел и смотрел на Гермиону — всю такую красивую и взрослую, на ее блестящие в свете ресторанных свечей глаза и тщательно уложенные волосы…
Гермиона подарок не взяла:
— Рон, я не могу это носить. Прости. Отнеси обратно, попроси — пусть тебе вернут деньги. Это же берилл! Камень Близнецов, а я — Дева! Не хмыкай, не в этом смысле, Рон, ну чем ты в школе занимался? Нам же рассказывали про это!
Лекцию о свойствах магических камней, их связи со знаками Зодиака, энергии и ее вибрациях Рон слушал, все больше закипая от злости. Он знал за собой эту черту: чувства захлестывали целиком, застилая глаза и заглушая голос разума. И когда Гермиона протянула ему подвеску, Рон не выдержал, сорвался. Он потом сам не мог вспомнить, что наговорил. Кажется, назвал Гермиону высокомерной и заносчивой, обвинил в том, что ее интересуют только книги, что он никогда не слышал от нее простого «спасибо», что она видит в нем тупого придурка, недостойного самой умной ведьмы своего поколения. Кричал на весь ресторан. Потом развернулся и аппарировал.
Оказалось, по привычке он переместился к Норе. Черт побери, когда же он наконец вырастет и станет самостоятельным, как братья? Чуть что — в Нору, к мамочке под крылышко, чтобы пожалела. И ведь пожалеет — погладит по голове, посадит за стол, навалит полную тарелку вкусностей и будет расспрашивать: что случилось, где Гермиона и почему он такой грустный. И не отстанет, пока Рон ей все не расскажет.
Маминой стряпни, конечно, хотелось, а вот разговоров и охов-ахов, честно говоря, не очень. Почти неслышно, как учили в Академии, Рон обошел дом, чтобы заглянуть в окно кухни. А вдруг повезет, и там полно народу? На кухне, кроме мамы, был только Джордж. Сначала Рон обрадовался, и уже хотел было постучать в окошко — они с братом давно не виделись, заодно можно и про магазин спросить. Но тогда придется признаться маме, что он подумывает уйти из Академии…
Джордж сидел за столом, а мама, как обычно, суетилась у плиты. Он что-то ей рассказывал, жестикулируя, но иногда вдруг замолкал и странно оглядывался, словно ища кого-то. Потом встряхивал головой и снова начинал говорить. Раньше Рон не замечал за Джорджем такой привычки — не присматривался как-то. Он долго стоял у окна, в тени, чтобы его не заметили. Потом развернулся и ушел.
Квартирка-студия — Гермиона сказала, что это называется именно так — встретила его привычным беспорядком и запахом застоявшегося кофе. Перед тем, как заснуть, Рон достал подвеску и долго смотрел, как медленно качается мерцающий камень на тонкой цепочке…
***
— Снова поругался с Гермионой? — спросил Гарри в понедельник, когда они выходили с пары по высшим зельям. — Она заходила, жаловалась. Что ты ей наговорил? Ладно, помиритесь! Вы же со школы ругаетесь.
Рон промолчал. С одной стороны, ему хотелось рассказать лучшему другу о случившемся в ресторане, попросить совета, хотелось, чтобы Гарри ему посочувствовал. С другой… Гарри еще что-то говорил, но Рон его практически не слышал. Он вдруг как-то очень четко понял: все, хватит. С него хватит. Совсем.
— Гарри, — перебил он друга. — Ты только не сердись. Я хочу уйти из Академии.
Гарри остановился посреди коридора, не обращая внимания на остальных студентов.
— Что значит — уйти? Мы же все решили, Рон, еще в школе! Если тебе учиться сложно, мы с Гермионой поможем. Попроси ты у нее прощения, в первый раз, что ли?
— Да причем тут это, Гарри! Не хочу я быть аврором! Понял, что не хочу.
— Давно? — холодно спросил лучший друг.
— Понял? Не очень. А не хочу… давно, Гарри. Я вообще зря сюда пошел, правда. Не мое это, пойми.
Гарри нахмурился и разжал пальцы, до этого крепко сжимавшие рукав Рона.
— Значит, бросаешь меня? Что ж… раз так. Надеюсь, ты хорошо все обдумал.
Гарри развернулся и поспешил догонять приятелей. Рон постоял, глядя ему вслед, а потом пошел к куратору курса.
Куратор Арчи Гринвальд — высокий темнокожий мужчина с глубокими шрамами на лице — очень удивился, узнав, что Рон решил забрать документы. В ответ на расспросы и уговоры Рон отмалчивался, боясь, что не выдержит и передумает.
— Что ж, курсант Уизли, — наконец сказал Гринвальд, барабаня пальцами по столу, — даю вам неделю на то, чтобы изменить решение. Если нет — мне, конечно, жаль терять хорошего курсанта, но заставлять не буду. Идите и подумайте, как следует.
Рон думал, как следует, всю неделю. А в понедельник положил на стол куратора Гринвальда заявление об уходе и вышел из Академии, абсолютно не представляя, чем будет заниматься, но чувствуя себя странно свободным. В кармане брюк лежала ставшая его талисманом зеленая подвеска, а в голове не витало ни одной связной мысли.
Поколебавшись немного, Рон аппарировал в Косой переулок. Раз он теперь больше не курсант, надо искать работу. Джордж ему не откажет, наверное. Будет только рад работать с братом. Пусть Рон и не Фред.
========== 2 глава ==========
Драко нервничал. Когда он был маленьким, ему казалось, что никакие волнения никогда не коснутся его по-настоящему. А теперь ему приходилось привыкать к странной тянущей боли в груди, учащенному сердцебиению и холодным каплям пота, стекающим по позвоночнику — полному набору ощущений пытающегося самостоятельно выжить маменькиного сынка.
В миллионный раз он задавал себе вопрос: «Зачем я остался в Британии?» и в миллионный же раз не находил на него ответа. Как просто было бы уехать вместе с родителями на континент и перестать бояться за свою жизнь, взвалив все заботы на родственников! Остаться маленьким мальчиком рядом с мамой, которая все поймет и простит, а отец, несмотря ни на что, поможет и поддержит.
Но Драко не захотел больше так жить. Он и сам не понял, что послужило толчком: может, утро перед зеркалом, когда почему-то стало противно на себя смотреть; может, брошенная в спину фраза о сосунке, ничего из себя не представляющем; а может, очередной разговор с отцом, который вскользь упомянул, что Драко лучше поговорить с матерью — она лучше знает, как его успокоить.
В любом случае, теперь Драко был сам за себя. Поддался секундному порыву, полностью отказался от помощи семьи, а теперь жалел. Жалел, возвращаясь в маленькую квартирку под самой крышей, жалел, готовя бутерброды на ужин, жалел, нервничая в ожидании встречи с возможным работодателем. Жалел.
Драко окунул палец в чашку с кофе и поставил на полированной столешнице маленькое пятнышко. Потом быстро капнул еще три и аккуратно соединил их между собой в трапецию. Казалось, он хаотично вырисовывает какие-то фигуры и линии, но когда закончил, улыбнулся и уставился на получившийся рисунок.