Эмма изумленно и чуть растерянно рассматривала скопление ярких звезд, чье название она когда-то выбрала своей фамилией. Голос мужчины прозвучал тихо и немного печально.
– С самого детства я представлял, что весь Млечный Путь – это след крыльев Лебедя, который летит где-то там, в недосягаемой вышине. Гадал о судьбе звездной птицы, сочинял истории. Мечтал… Глупо, конечно.
Эмма развернулась, заглянула в его глаза, чувствуя, как отчаянно колотится сердце в груди. Мягко коснулась ладонью его щеки.
– О чем ты мечтал?
Киллиан улыбнулся застенчиво и смущенно:
– Все знают о лебединой верности. Я мечтал когда-нибудь обрести свою истинную любовь. И нашел тебя, Свон. Эмма…
Признание далось ему неожиданно легко. Это казалось правильным в тот момент – поделиться сокровенным, озвучить наивные мысли мальчишки, что когда-то открыл заветную тайну лишь брату. И все же, зная о тщательно возводимых барьерах в ее душе и сознании, Киллиан не ожидал, что его слова так заденут ее. В широко распахнутых зеленых глазах мелькнуло что-то щемяще-робкое, недоверчивое, почти испуганное – всего лишь на миг, прежде чем пушистые ресницы сомкнулись, снова пряча эту частичку ее души. Только вот теперь он, наконец, действительно поверил, что когда-нибудь эти стены рухнут. А пока он подождет, столько, сколько будет нужно.
Он умел ждать.
Эмма, сама потянулась к его губам, приподнявшись на носочках, и Киллиан чуть склонил голову, мягко касаясь теплых губ. Сладко, нежно, чувствуя ответное движение. Как всегда, его уносило от ее близости, от ее запаха, от того, как губы Эммы ласкают его, слегка раскрываются, как она прихватывает зубами его губу, слегка втягивает, посасывает, касается кончиком языка, обводит контур его рта и снова целует. Ее ладони нырнули под его куртку, скользнули по спине вверх, слегка царапая короткими ногтями позвоночник – от загривка до лопаток – так, что он выгнулся, выдохнув в ее приоткрытый рот. Эмма поймала его дыхание, снова куснула губу, немного отстранилась, глядя в его глаза, и Киллиан увидел, что она хитро улыбается. Она знала, как он терялся от этой ласки, и любила заводить его вот так, наблюдая за тем, как быстро его глаза темнеют от желания. У нее это хорошо получалось, даже слишком хорошо, но, кажется, она забыла, что в этой игре можно участвовать вдвоем.
Всего несколько движений, измеряя время бешеными ударами сердца – раз, два, три… Рука на пояснице, притянув быстро и властно, заставив потерять равновесие и почти уронив ее на себя, пальцы легли на подбородок, оборачивая лицо к себе, а губы накрыли рот, заглушая сладкий стон. Вот так, хорошо, прижать ее к себе, заставив прогнуться в позвоночнике и почти распластаться на его груди, слегка надавить на подбородок, толкнуться языком в приоткрывшийся рот, зарыться пальцами в густые волосы ласкающими, массирующими движениями. Их языки вступили в короткую схватку – и Эмма проиграла. Капитулировала, выбрасывая белый флаг и безоговорочно признавая свое поражение.
Поцелуй стал глубже, жарче, сильнее. Сминая ртом нежные губы, он упивался ее вкусом, чувствуя, как яростно сердце рвется из груди, подстегиваемое каждым ее нежным вздохом, и Киллиан уже едва сдерживался, чтобы не застонать в голос, вторя ей. Вклинившись коленом, Эмма зажала его бедро между ног, узкие ладони скользнули по его спине вниз, обжигая даже сквозь одежду, стиснули крепкие ягодицы; она подалась вперед, потерлась пахом о его бедро, и они одновременно задохнулись от острого удовольствия.
– Господи, Эмма!..
Киллиан скользнул губами по ее щеке, куснул скулу, слегка потянул за волосы, заставляя запрокинуть голову, спустился к горлу, втягивая, прикусывая, посасывая нежную кожу, клеймя своими поцелуями и наслаждаясь тем, как тяжело и часто она дышит, как трепещет под его губами жилка на тонкой шее. Эмма тихо захныкала, вцепилась в его плечи, стиснула крепко, словно в отчаянной попытке удержатся на грани.
Она сводила его с ума. Легко, будто бы играючи, но едва ли осознавала это сейчас, когда притягивала его к себе, когда прижималась всем телом, когда терлась о него – ритмично, сильно, все чаще и чаще срываясь в стоны. Дышала через приоткрытый рот, ловила воздух пересохшими губами так жарко, так жадно, то и дело лихорадочно сглатывая слюну, что от дикого возбуждения мир вокруг раскалился до пронзительной белизны, заставляя жмуриться, чтобы не ослепнуть. Киллиан что-то шептал ей на ухо, снова и снова целовал, ласкал, кусал, притягивал, точно пытаясь растворить в себе, слиться в единое целое. Согнув ногу в колене, прижимая все крепче, мужчина терся в ответ, чувствуя, как ритм ее движений становится судорожным, потерянным, как отчаянно трясется гибкое тело, как дрожат сжимающие его плечи пальцы, как дыхание прерывается жалобными всхлипами:
– Киллиан, пожалуйста… пожалуйста…
Он впился в ее губы, заглушая стоны, сжал в объятьях, удерживая, толкнулся бедрами ей навстречу – раз, еще раз, еще… Эмма напряглась всем телом, до боли стискивая его плечи, вздрогнула в первый раз, вскрикнув в его приоткрытый рот, и, наконец, выгнулась, окончательно теряясь в судорогах яркого оргазма.
Сколько времени прошло? Секунды? Дни? Годы? Расколовшийся на части мир вновь собрался воедино, и Эмма немного отстранилась, улыбаясь чуть застенчиво в ответ на восхищенную улыбку мужчины:
– Ты потрясающа, Свон.
Она обхватила его лицо ладонями, поцеловала легко, снова прижимаясь. Киллиан тихо охнул, мягко отстраняя ее с мучительным смешком:
– Подожди, родная. Я ведь не весь железный.
Взгляд Эммы метнулся вниз, туда, где плотная ткань джинсов туго очерчивала напряженный член, и этот ее взгляд послал еще одну волну болезненного удовольствия в низ живота.
Колени слегка дрожали. Только бы не застонать… Мужчина сглотнул, переводя напрочь сбившееся дыхание:
– Все нормально. Просто дай мне пару минут, хорошо?
– Хорошо, – покорно согласилась она.
Киллиан чуть сильнее привалился к машине, запрокинул голову, закрывая глаза и пытаясь хоть на время отвлечься от мысли, что всего несколько минут назад Эмма кончила в его объятиях. Получалось неважно.
Тонкие пальцы скользнули по линии челюсти, по горлу, по груди в распахнутом вороте рубашки. Мужчина перехватил юркую ладонь, притянул, целуя кончики пальцев. Открыл глаза, поймав озорной взгляд.
– Что? – ее губы подрагивали в полуулыбке.
Эмма снова шагнула вперед, прильнула к нему всем телом, высвободила из захвата руку, провела по его губам подушечками пальцев, чувствуя тепло дыхания.
– Эмма?
Выдох, почти стон. Он просил ее… о чем? Остановиться? Продолжить? А, впрочем, неважно. Все в мире потеряло свое значение, когда ее ладонь скользнула от его плеча по груди, спускаясь к животу, а затем еще ниже, сквозь ткань касаясь напряженной плоти. Сжалась, обхватывая так мягко, так плотно. Поглаживая. Слегка царапая ногтями через плотный материал, так, что низ живота свело почти до боли.