Эмма уткнулась лбом в его шею, щекоча дыханием кожу, мягко целуя, ее руки отстранились, поднялись выше, подцепив и выправив рубашку, пробежали до груди, расстегивая мелкие пуговицы снизу вверх, но Киллиан даже не почувствовал прохладу ночного воздуха, коснувшегося пылающей кожи, потому что ладони Эммы обжигали сильнее, чем самое яростное пламя. Она гладила его, едва-едва касаясь подушечками пальцев – ключицы, грудь, плоские соски, многочисленные шрамы, свод ребер, поджарый живот с ямочкой пупка, втянувшийся одновременно с сорвавшимся с губ хриплым стоном.
Расстегнутый ремень звякнул пряжкой, ударившись о машину. Эмма провела ладонью по его животу, по сбегающей вниз от пупка дорожке жестких волос, захватывая и слегка потягивая их, нырнула пальцами под резинку трусов, чувствуя, как от ее касаний каменеют мышцы под гладкой кожей. Она подняла голову, ловя настороженный взгляд мужчины, в то время как ее руки слегка приспускали его джинсы вместе с бельем. Наблюдая, как он задохнулся, ощутив первое осторожное касание теплых пальцев к напряженному до боли члену. И как отчаянно он зажмурился, запрокинул голову, когда ее ладонь сжалась и проскользнула, чуть сдвигая нежную кожу, от головки до основания. Растирая подушечкой пальца выступившую каплю смазки. Снова двигая неплотно сжатым кулаком – мягко, точно давая привыкнуть.
Кружилась голова, перед глазами поплыли звезды – гораздо более яркие, чем те, что сияли сейчас над ними.
– Дыши, Киллиан, – шепнула Эмма, и мужчина шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы, понимая, что почти не дышал все это время. Он кусал губы, чтобы не застонать, просто терялся от острого удовольствия, что дарили ее касания, и впитывал, впитывал ее близость и ласки, что пробивали его нервы до кончиков подрагивающих пальцев. Движения ее ладони на члене – вверх, вниз, мучительно медленно, неторопливо – и прикосновение губ к беззащитно обнаженному горлу, дорожка влажных поцелуев до плеча, втягивая кожу так, что наверняка останутся следы в напоминание об этом восхитительном безумии, пламенем растекающимся по венам.
Он все-таки глухо охнул, и почувствовал, что Эмма отпрянула, точно испугавшись этого звука.
А потом…
Всего несколько секунд…
Тихий шорох одежды, короткое колебание воздуха от быстрого движения, теплые пальцы разжались, чтобы мгновение спустя перехватить чуть иначе, сдвинув кожу так, чтобы полностью обнажилась головка.
И касание влажного языка, слизнувшего выделяющуюся смазку.
Киллиан вздрогнул, широко распахнув глаза, бросил взгляд вниз и снова не сдержал хриплый стон, потому что это было просто за гранью реальности. Все это – слишком.
Она на коленях у его ног, тонкие пальцы плотно обхватывают член, едва ощутимо двигаясь, а влажно блеснувший в темноте язык обводит головку. Снова. И снова.
– Эмма, – мужчина протянул руку, коснулся ее плеча в попытке остановить это, пока еще оставались жалкие крохи самоконтроля. – Перестань, ты не должна…
Ее глаза блеснули в свете звезд, когда она посмотрела на него снизу вверх.
Улыбнулась.
И медленно, не отводя взгляда, обхватила его член губами.
Киллиан дернулся, всхлипнул как-то жалобно, зажмурился, чувствуя, как мир рассыпается на звенящие осколки. Или это его стон разбил ночную тишину? Он не знал. И снова открыл глаза, потому что не видеть было еще невыносимее, дрожащей рукой коснулся ее виска, зарылся в волосы – не направляя, скорее, в попытке убедиться, что это все же не сон.
А даже если и сон, то пусть он длится.
Эмма прикрыла глаза, начиная движения. Плотно обхватывая его губами. Смачивая слюной крепкую пульсирующую плоть, с каждым новым проскальзыванием принимая его все глубже и глубже. Помогая себе одной рукой, пока вторая рука стискивает и сминает джинсы у его бедра, царапая плотную ткань ногтями. Касаясь языком – то мягким и расслабленным, то напряженным и твердым. Прохладный ночной воздух остро контрастировал с влажным жаром ее рта, и Киллиана уже ощутимо трясло, так, что приходилось стискивать зубы, чтобы не заорать от бесконечного наслаждения.
Он все же толкнулся бедрами в ответ, не в силах больше сдерживаться – осторожно, боясь напугать, и Эмма тихо застонала, принимая его еще немного глубже. Нежный звук, отдающийся вибрацией в горле, жаром своим испепелял и душу, и тело, рассекал грудь до бешено колотящегося сердца. Еще один толчок – и снова этот ее стон, и влажные звуки, когда она принимает его сильнее и сильнее, и касания, движения, посасывания, все быстрее и быстрее, так, что сводит скулы, что сердце колотится где-то в пересохшем горле, поджимаются пальцы на слабеющих ногах, а тело уже просто разрывает от предчувствия, предвкушения, что еще немного, уже вот-вот…
– Эмма…
Хрипло, предупреждая о том, что близко, слишком близко, и слегка тянет за волосы, снова мягко пытаясь отстранить ее.
Но она не слушает его.
Как всегда.
И лишь ускоряется, пропуская его глубже в горло. Прижимает языком и глухо стонет, этой вибрацией швыряя его за грань.
Кажется, он закричал. Выгнулся, выплескиваясь в бесконечно долгом оргазме, прошивающем тело разрядами молний, что пробивали насквозь, пронзая каждую клеточку тела. Дрожа и захлебываясь, чувствуя, как она сглатывает, принимая его без остатка до тех пор, пока не стихли последние спазмы.
Киллиан открыл глаза, с трудом фокусируя взгляд и пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Успевая прочувствовать последнее скольжение ее языка и заметить тянущуюся за ее губами ниточку вязкой слюны. Выдохнул, когда тело дернуло слабеньким пост-оргазмом, облизнул пересохшие губы.
Было сложно даже просто стоять, колени тряслись от растекающейся по телу упоительной слабости, точно все кости разом превратились в желе. Мужчина с трудом разжал пальцы, выпуская пряди ее волос, коснулся ладонью нежной щеки. Быстро поправил белье, оставив джинсы небрежно расстегнутыми, протянул руку, помогая Эмме подняться, прижал к себе, поцеловал нежно, ощутив на губах собственный горько-терпкий вкус. Прижался лбом к ее лбу, жмурясь и пытаясь незаметно сморгнуть влагу на ресницах.
– Спасибо, – прошептал он.
А звезды сияли с небес, и, кажется, улыбались им. Лебедь летел по Млечному Пути, но теперь он уже был не один.
Его ждали.