к в центральных регионах России, в том числе - в Москве и Санкт-Петербурге. Источник так же отметил необыкновенно высокое качество изготовления данных банкнот, а так же высокую степень координации их вброса в финансовую систему Российской федерации. Подделки изготовлены, безусловно, типографским способом с использованием высококачественных красок, и отпечатаны на бумаге, по качеству и наличию защиты весьма достоверно имитирующей ту, которая используется для печати подлинных банкнот. Мы так же хотели бы отметить то обстоятельство, что 15 июля - это день, когда подделки такого уровня были впервые обнаружены сотрудниками службы безопасности одного из новосибирских банков. Учитывая высокий уровень изготовления фальшивых банкнот и сложность их выявления, с полной уверенность можно утверждать, что масштабное распространение началось до 15 июля. Таким образом, если у вас есть хоть малейшие сомнения..." Марсель выключил телевизор. - Дай посмотреть! - воскликнул Марк. - Нам... - Не могу, - строго ответил Марсель. - Мне рисовать надо. Доктор сказал. Днём надо было рисовать, а я время упустил. Доктор сказал: у меня талант. - А картины у тебя бездарные, - ядовито заметил Санта. Характер у Санты был желчный, что и говорить! Да и вид характеру соответствовал: вытянутое лицо, очень похожее на костлявую морду всё на свете видевшей и нещадно измученной жизнью усталой клячи, впалые жёлтые щёки, будто насквозь пропитанные болезненной желчью, брезгливо выпяченная нижняя губа, делавшая повернувшегося в профиль Санту удивительно похожим на аравийского верблюда. Тёмные, с постоянно расширенными зрачками глаза его смотрели всегда куда-то мимо собеседника и выражали всегда печаль и скуку. Внешний облик обнаруживал ядовитость характера. Но блестяще маскировал внутреннюю пружинную злобу, в глубину спрятанную необузданную ярость, сдерживаемую сейчас лишь установками доктора, лекарствами, тренировками и гипнозом. На воле Санта жалил не только языком. Марсель это знал. И видел Санту на тренировках. Сходился с ним в спарринге. И знал, что способен этот болезненный с виду и слабый человек. Знал так же, что палата под круглосуточным видеонаблюдением. И ещё помнил приказ доктора: "Никаких ссор! Особенно после отбоя". Доктор взглядом разрывает на куски. С ним спорить нельзя. Можно только подчиняться. Доктор умеет дрессировать зверей. - Мне надо рисовать, - жалобным голосом произнёс Марсель. - А телевизор меня отвлекает. - Дай альбом посмотреть, - попросил Марк. - Телевизор нельзя, так дай альбом посмотреть. - Точно! - присоединился Лис. - Давай посмотрим, что ли? Нет, правда! У меня столько идей! Вот, например, я вижу красную полосу у тебя на лбу. Вижу! После того, как "лимонад" дал по мозгам... Марсель поморщился. "Лимонад" он не любил. Конечно, сладковатая жидкость эта с мелкими пузырьками вовсе не была лимонадом. Это они, больные особого назначения, так прозвали изготавливаемую доктором странную розовую воду, отдалённо напоминающую.газировку с запахом лесных трав, после которой голова идёт кругом, весёлые чёртики прыгают прямиком из расколотого черепа, глаза распухают и лезут прочь из глазниц, а в душе творится такое, что хочется и плакать, и задыхаться в нескончаемом хохоте, и высвистывать замысловатые мелодии, а ещё - встать на четвереньки и выть, выть, выть на небо, даже если небо это дневное и не видна на нём луна. А ещё видишь такое, чего нет. Чего совсем нет! Ну совсем, совсем нет! Чего не увидишь даже тогда, когда открывается Глаз Души, о котором говорит доктор. Без "лимонада" и с Глазом не увидишь это... Красная полоса - ещё что! Ерунда! Плывущий в воздухе голый оранжевый человечек с клешнями вместо рук, из глазниц которого вырываются языки пламени, а из открытого рта высыпаются чёрные, извивающиеся черви и сколопендры. И ещё... Странные, выплывающие прямо из стен, похожие океанских медуз существа, вылепленные из красной густой слизи. Жёлтые змеи, прогрызающие дыры в полу. Огромные синие зайцы, из ушей которых брызжут фонтаны крови. Вытекающая тонкой струйкой из крана огненная, дымящаяся лава с запахом серы. Белые шёлковые ленты, вылетающие прямо из ладоней и удавками обвивающиеся вокруг шеи. Всё это видит, видит открытый сладким "лимонадом" Глаз. Даже после инъекций такого не увидишь! А доктор говорит, что это только первая ступень. Первый шаг. И они пойдут ещё дальше! Вот только... Слабость после этого "лимонада". И язык крутится без передышки. Хочется говорить, говорить без умолку. А доктор слушает. Он всё слышит, всё! Зачем ему это? Он и так всё знает. - Ерунда! - ответил Марсель. - Нет никакой полосы... Альбом там, в соседней комнате. Он похлопал ладонью по стене. - Там. Надо его принести. Только... Лис открыл дверь, выглянул в коридор. - Санитаров нет, - произнёс он шёпотом. - Сегодня у нас свобода, равенство и братство. Доктор распорядился... - Чёрта с два! - оборвал его Марк. - Доктор тут ни при чём. Санитары ему не подчиняются. И эти, которые с автоматами - тоже не ему подчинены. И те, кто парк охраняет. И те, кто на полигоне. Охрана ему не подчиняется. - Кто ж их тогда убрал? - удивлённо произнёс Лис. - Вот дела... - Не убрали, а переместили, - ответил Марк. - Из лечебного корпуса в административный. Часа... Он пожевал губами, помолчал в задумчивости. - ...Часа в три дня начали всех туда перебрасывать. Вроде и незаметно это было, но я засёк. - Молодец! - восхищённо воскликнул Лис. - Слышали? В возбуждении он пробежал по палате и толкнул коленом калачиком свернувшегося на дальней койке, мирно спящего Вильгельма. - Вилли! Тимофей Петрович! Проснись, сукин сын! Интересное наблюдение... Вильгельм, пробормотав: "отстань, убогий", завернулся в байковое одеяло, уголок накинул себе на голову. - Тише, - утихомирил не в меру возбудившегося больного осторожный Марсель. - Видеокамеры... Он показал последовательно на люстру и дальний угол комнаты. - ...никто не отменял. - Иди уже! - заторопил его Лис. - Мне нужны рисунки! Творчество! Собаку, принеси собаку! Песочного цвета? - Бежевого, - поправил его Марсель. - Иду... "Переход из палаты в палату после отбоя запрещён!" - Нарушение режима, - напомнил Марк. - Хотя, сдаётся мне, никто тебя, Илюша, не накажет. Отчего-то кажется мне, что доме нашем гость, и гость весьма важный. Так что санитарам, конвоирам и надзирателям не до нас. Они важную птицу охраняют. Не от нас, конечно. Мы же из их тайного ордена, правда? От кого-то другого охраняют... Сам не знаю, от кого. Но они боятся. Значит, что-то совсем нехорошее планируют. - Вот это понимаю, аналитика высокого уровня! - восхищённо воскликнул Санта. - Да ты, братец безумный, наблюдать и предсказывать - весьма и весьма горазд. - И это нехорошее поручат нам! - уверенно произнёс Марк. - Кому ещё нехорошее поручать, кроме как самым добрым и кротким? Доктор сказал, что мы землю наследуем... - Это Христос сказал, - угрюмо пробурчал Крот, которого донимали и раздражали вечерние проповеди Марка. - ...Судьба меня всю жизнь в гараже держала, - продолжал, распаляясь, Марк, - А я книги читал, много книг прочёл. Тело есть тюрьма плоти, и, разрушая тело, можно освободить... "Зараза!" злобно прохрипел Крот и отошёл подальше от набирающего темп и громкость проповедника. "Если Марсель альбом через минуту не принесёт - придётся дежурного санитара вызывать. Всё-таки плохо доктор Марка контролирует. Больше всех с ним работает, а толку пока мало. Надо будет ему об этом сказать". Марсель осторожным, кошачьим шагом пробирался по тёмному, едва освещённому синей лампочкой коридору. К груди он бережно прижимал альбом с рисунками. "Ох, и попадёт мне!" думал Марсель. "Ох, попадёт!" Обряженный в какую-то нелепую, зелёно-красную лакейскую ливрею дежурный офицер торжественно внёс в комнату и с полупоклоном поставил на стол высокую, почти до краёв наполненную ледяной родниковой водой хрустальную вазу, в которую бережно, дабы не повредить длинные и хрупкие стебли, поставлен был пышный букет ярко-алых, бусинами вечерней росы усыпанных роз. - Боже! Наталья Петровна всплеснула руками. - Это вам, - с нескрываемой гордостью за собственную галантность произнёс Ратманов. И, повернувшись к офицеру, распорядился: - Свободны! Офицер щёлкнул каблуками серебряных лакейских туфель и поспешно вышел, едва не выбежал, из комнаты. - Красота какая! Наталья Петровна, не выдержав, вскочила с места, подошла к той части стола, где стояла ваза с букетом (служивый лакей предусмотрительно поставил вазу подальше от столовых приборов) и, склонившись над подрагивающими лепестками, вдохнула их сладкий аромат, на секунду прикрыв глаза. - Чудо... Ой, голова закружилась! Она покачнулась, но Ратманов, подбежав к ней, успел подхватить её под локоть и проводить на место. - Всё хорошо, Наташа? - заботливо спросил Пётр Владимирович. - Вы как будто... Я, признаться, даже испугался. Побледнели, смотрю... Неужели этот запах цветов так сильно на вас действует? Или... "Общение с моими подопечными" с холодным безразличием отметил Балицкий. "На неё действует общение с больными. Оно отбирает слишком много сил. Она истощена. Психологически. Резервы организма израсходованы". Всё это время доктор в молчании сидел в дальнем конце стола, совершенно не реагирую на всю ту праздничную суету,