Помимо большой цели у меня всегда были мечты. Пускай крохотные, но очень красочные. Например, в детстве я смотрел на старших спартаковских ребят и грезил тем, чтобы доиграть до того дня, когда нам тоже выдадут форму.
Получив свою первую примитивную майку, чуть не задохнулся от восторга. Она давалась на весь сезон. На белой материи через трафарет краской наносили номер, пришивали ромбик. После игр мама форму стирала, наглаживала и убирала в шкафчик! Мне казалось, что в точно таких же футболках выступали Ильин. Нетто. Симонян. Это сейчас все по-другому. Недавно посмотрел, как мальчишки по улице носятся. Все разодеты с иголочки: кто Шевченко, кто Роналдинью, кто дель Пьеро. Мы такое и представить были не в состоянии. Только в 1991 году нам майки дали, более или менее на настоящие похожие. Наглядеться на себя не мог, так приятно было!
Однажды на старте моего футбольного пути отец сводил меня на фильм о Пеле. Это было такое сильное впечатление! Даже не впечатление, а настоящее потрясение! Я безумно, до зуда в печенках хотел быть как Пеле. Я все думал: а чем я хуже? Он в футбол играл, и я тоже играю. И я верил, что смогу стать такой же звездой, как легендарный бразилец. А затем… затем, когда мне было лет десять, я живьем увидел Черенкова. Пеле ретировался на задний план. Я понял, что хочу играть, как Федор. Я чувствовал, что он не просто кумир, а, помимо всего прочего, близкий мне по духу человек. Федор затмил всех. Все разговоры были только о нем. Я ложился и вставал с его именем. Когда спустя годы я вышел вместе с ним на поле, то осознал, что это, наверное, и была главная мечта моей жизни.
Теперь вам не составит труда догадаться, почему я всегда выступал под десятым номером. «Девятка» закрепилась за мной лишь в 1996 году – досталась в наследство от Пятницкого. Но мне тогда было все равно, лишь бы играть. Я не задумывался, что когда-нибудь спартаковский «девятый номер» и «Титов» будут восприниматься болельщиками как одно целое. Почти как «десятка» и Черенков.
Возвращаясь к разговору о мотивации, скажу, что для мальчишки на определенном этапе необходимо наличие кумира. Глядя на него, ты получаешь огромный импульс для дальнейших тренировок. Желание быть таким, как твой любимец, толкает тебя вперед и позволяет легче преодолевать все невзгоды. Ну и к тому же у кумира можно подмечать и пытаться перенимать какие-то приемы. Впрочем, вот в этом мне немножко не повезло, так как что-то перенять у Черенкова было нереально. Его легкая манера бега, эти финты необъяснимые – они от Бога. Единственное, что хотя бы частично мне удалось у Федора Федоровича позаимствовать, – игру «со своей скоростью». Вот он бежит, потом раз – прибавит, потом еще прибавит, потом резко притормозит. Сопернику под него подстроиться было катастрофически сложно.
Убежден, ни один футболист в мире не умеет так рвать темп и делать это так пластично, как умел Черенков. С этим надо родиться. У Федора были золотые ноги, но он играл не ногами, а головой. Мыслью! И сегодня, когда в своих действиях я иногда улавливаю нечто черенковское, испытываю чувство гордости. Жаль, что бывает это крайне редко.
Впрочем, нужно быть предельно аккуратным в подражании своему идолу. Важно в нем не раствориться. И родители, если видят, что их ребенок излишне увлекся созданием «культа личности», должны объяснить своему чаду, что каждый человек ценен прежде всего наличием своего «я». У меня, к счастью, все прошло органично. Может быть, я просто быстро понял, что таким, как Черенков, никогда не стану. Может быть, мое «я» было столь большим, что пересилило даже любовь к Федору. Но я рано обрел свой собственный стиль. И уже в те далекие детские годы специалисты давали «футболисту Титову» очень лестные характеристики.
Сколько себя помню, я всегда был одержим спортом. Со сводным братом мы даже играли дома в хоккей. Вешали занавеску на столик. Брали клизму, обрезали ее, и получался мячик. Передвигаясь на коленях, тапочками гоняли эту клизму-мячик-шайбу по комнате. Когда кто-то из нас забивал гол, занавеска трепыхалась точно так же, как сетка на воротах. Непередаваемое ощущение! Всякий раз минут через пятнадцать после начала баталий соседи принимались стучать по батарее. Но сразу отказаться от удовольствия было непросто. И если мы продлевали его себе на пару минут, то снизу поднимался дедушка лет шестидесяти пяти – семидесяти и злобным голосом приказывал: «Заканчивайте!» И для меня это было проблемой.