Как-то вспоминали «Спартак» тех лет, в который Толя пришел. Они где-то с 1955 года одним и тем же составом играли. И, когда муж оказался в команде, были все друг другу как родные. У них даже споров уже никаких не возникало! Если Нетто что-то сказал – возразить никто не мог.
– Это считалось как должное, – поясняет Крутиков. – Такой был у Нетто авторитет. Правда, когда я получал мяч от вратаря и делал длинные переводы на Татушина или Исаева, он говорил мне: «Куда отдаешь? Они играть не умеют!» Мне не верилось: ведь эти люди – олимпийские чемпионы!
На меня Нетто с какого-то времени кричать перестал. Когда однажды я перевел мяч Татушину, он что-то грубоватое сказал, поскольку по привычке времен ЦСКА я использовал длинные передачи, а капитан «Спартака» признавал только короткий пас. Но мне удалось достаточно быстро перестроиться.
А тогда ответил Нетто: «Я же тебе часто отдаю мячи. А если будешь так на меня шуметь – больше не отдам». И – как отрезало. Больше всего Нетто боялись двое – Ильин и потом Хусаинов, они ему вообще не отвечали. А может, просто молчаливыми по характеру были. Я же совсем другой человек. Меня боялись все, вот, даже жена.
– Сосед по даче остерегался к нам приходить, потому что ему сказали, что Толя не выпивает, и вообще он сердитый и может послать куда подальше, – вторит Людмила Николаевна. – Даже в деревне, где нравы простые, его считали суровым. Но все дело в том, что он моментально ложь чувствует, даже мелкую. Я за всю жизнь ни разу не смогла Толю обмануть. Поэтому, наверное, его и боялись.
– Есть у меня на это дело чутье, – объясняет Крутиков. – Считаю себя справедливым. Никогда плохого не скажу о человеке зазря. Но если чувствую, что должен сказать правду – скрывать не буду. Зачем себя и других обманывать? И в «Спартаке», кстати, ребята это оценили. Я не принадлежал к их поколению, они были старше, но приняли меня по-дружески, не отчужденно. Сразу же стал членом команды.
Каким сплоченным тот «Спартак» был – просто удивительно! И даже до сих пор Исаев и Ильин всегда сидят на каких-то событиях рядом, идут вместе. Обязательно встречаются в метро, один другого ждет. Симоняна-то на машине отвезут и привезут, а мы все идем в метро, хромаем…
Хотя было у меня одно опасение, как меня в «Спартаке» примут. Играя за армейцев против Бориса Татушина, я однажды не сдержался и дал ему за его хитрости на поле пинка под зад. И сам ушел с поля, не дожидаясь удаления. Дисквалификация, думал, будет серьезная – спартаковцы-то перед тем как раз стали олимпийскими чемпионами. То есть Татушин – звезда, а я – мартышка.
Одним из тренеров у нас был Всеволод Бобров. И вот он приходит на тренировку и говорит: «Ну ты, Лохматый, оправдали тебя!» Меня все Лохматым звали, потому что у меня были густые волосы. Ни одной игры дисквалификации не дали! И это было справедливо, поскольку маленький Татушин подставлялся под меня, крупного. Чем и разозлил.
Но когда я пришел в «Спартак», Татушин как раз из него ушел – в Кишинев. Однажды мы играли там, он улучил минутку и сказал: «Пожалуйста, не подключайся!» Уже не мог за мной гоняться.
– Друг у него в «Спартаке» всегда один был – Гиля Хусаинов. Толя ведь в команде особо не общался, всегда в семье был. И так везде – никаких знакомств полезных не заводил. Сейчас думаю: надо бы по медицинским делам к кому-нибудь обратиться, а не к кому. Потому что мы всегда вели замкнутый образ жизни.
Утром он уезжал на тренировку, а я делала что-то по хозяйству. К обеду возвращался – а он любил, чтобы все было горячим. И в Тарасовке повара были в курсе, что ему теплое нельзя давать, а только прямо с огня. Меня тоже выдрессировал, причем ни минуты не любил ждать. Чувствую, вот-вот должен подъехать, подхожу на кухне к окну и смотрю на дорогу. Только выходит из-за угла дома – зажигаю газ. Он ест, ложится на софу, кладет подушки под ноги – и до отъезда на следующую тренировку. Мы с дочкой ему даже оценки за игры ставили. В шутку, конечно – как он мог всерьез относиться к нашим оценкам?
– Да, время я дома проводил. А летом – в деревне, куда семья переезжала. Заканчивалась игра, садился в «Москвич» и дул в деревню – к детям, жене, бабкам… Бывало, попросишь у Симоняна или Гуляева пару деньков, чтобы отдохнуть – и опять за работу. О том, чтобы друзей влиятельных находить, никогда не думал. Может, не прав был?
А с Гилей мы всегда дружили. Потом я и в Нальчик его пригласил тренером, и в «Спартак». И когда стал директором детской спортивной школы в Подмосковье – тоже. Он и капитаном «Спартака» стал после меня. Команда меня выбрала, но когда надевал эту повязку, становился скован в игре. Пришел к Симоняну и сказал: все, больше я не капитан. Тот просил не волноваться, но это было бесполезно.