Почему? Возможно, так их настраивало руководство ЗИЛа, начиная со времен Лихачева. А может, потому что «Спартак» был во много раз популярнее «Торпедо». У нас такого в адрес торпедовцев и близко не было. С тем же Эдиком всегда были самые добрые отношения, я его любил и уважал.
Сидим как-то на турнире ветеранов «Негаснущие звезды». Подсаживается к нам за главный стол торпедовец Ленев, через одного человека от меня. И вдруг говорит:
– А вот знаете, почему в 1958 году произошла вся эта история со Стрельцовым? Это все «Спартак» подстроил!
– Очумел, что ли?! – изумился я. – Может, «Спартак» устроил и то, что тогда дисквалифицировали двух наших, спартаковских игроков – Огонькова и Татушина?
Это тоже характеризует отношение старых торпедовцев к «Спартаку».
Когда-то случилась легендарная в среде советских футболистов история. Московский «Локомотив» играл против минского «Динамо». Центральный защитник железнодорожников Моргунов ничего не мог поделать с центрфорвардом минчан Хасиным. Тот забил два мяча, на табло 0:2 и дважды его фамилия с минутами. Моргунов ему грозит:
– Да я тебе ноги переломаю, морда еврейская!
И все в таком духе. А Хасин спокойно реагирует:
– Ваня, посмотри на тáбло.
Именно так, с ударением на «а». Эта фраза тут же вошла в наш футбольный обиход. Если кто-то несет какую-то околесицу, люди ему ее говорят.
И все-таки суть «Спартака» – не только в «тáбло», но и в красоте игры. Утверждаю, что спартаковский стиль, основанный на контроле мяча, начался с Николая Дементьева. Он умел отдавать такие своевременные, острые передачи, что зрители просто наслаждались. С его пасов и мне довелось забить немало мячей. А потом Дементьев закончил, зато из «Динамо» вернулся Сергей Сальников – тоже игрок с выдающейся эстетикой.
Убежден, что спартаковский стиль пошел от игроков, а не от тренеров. Дементьев, Сальников, Нетто с точки зрения футбольного вкуса были требовательны к себе и к партнерам. Вспомните неттовское «Я в деревенский футбол играть не буду!» И комбинационный стиль прижился. Большинство тренеров в футболе отталкивались от результата, но, например, при Бескове бывало, «Спартак» выигрывает, и я подхожу к нему:
– Костя, поздравляю с победой!
А он мне в ответ:
– Поздравления не принимаю.
– Почему?!
– Играли плохо.
В 1959-м меня начали потихонечку убирать из состава. Думаю, тут сыграли свою роль и Гуляев, и Старостин. С нашим поколением, которому перевалило за тридцать, постепенно начали прощаться. Начали с Парамонова. Алексей Александрович, кстати, был тогда строжайшим режимщиком, не ходил с нами ни в «Арагви», ни куда-либо еще. Семейный человек, он после тренировок сразу домой к жене бежал. И французский язык учил.
В 2016-м, за два года до смерти Парамонова, мы перестали разговаривать. Перед шестидесятилетием победы в Мельбурне у него брали интервью. Спрашивают – почему в финале Олимпиады Качалин поставил не Стрельцова, а Симоняна? И ответ был такой, что он, Парамонов, был знаком с сыном влиятельного партийного функционера Анастаса Микояна. И тот якобы рассказал ему, что однажды пожаловался отцу – как так, в сборной только один армянин, и тот не играет. Тогда Микоян позвонил Алексею Косыгину, тот в Австралию – председателю Спорткомитета Николаю Романову, а Романов дал указание Качалину, чтобы меня поставили. И потому на поле вышел еще и мой постоянный партнер Исаев.
Мне больно было слышать эту чушь, тем более от человека, с которым мы столько прошли. И по отношению к Качалину это звучало оскорбительно. Поэтому я просто вычеркнул человека, который это сказал, из своей жизни. Всем известно, что сначала Исаева поставили на финал из-за травмы Иванова, а меня – потому что у нас с Исаевым связка, а у Иванова – со Стрельцовым, и Качалин решил выставить сыгранную спартаковскую пятерку в атаке.
После ухода Парамонова было принято решение не выставлять в составе одновременно меня и Сальникова – только кого-то одного. Но чаще предпочтение отдавалось Сергею.
А ушел я так. У «Спартака» было турне по Южной Америке, и мы в Колумбии выиграли – по-моему, 6:0. Я забил два мяча и вообще, по ощущениям, сыграл один из лучших матчей в жизни. И прямо в раздевалке после игры сказал, что заканчиваю карьеру. На что ездивший с нами Николай Николаевич Озеров заявил, что это – преступление с моей стороны, мне еще играть и играть. Я же ответил, что лучше уйти самому, чем ждать, пока тебя попросят.