– Володя, первое, что я сделаю, – уволю Старостина.
Я вытаращил на него глаза:
– Ты что, опупел? Каким образом, за что? И сил-то у тебя хватит?
– Я его уволю. Хотя бы за то, что он поступил с тобой так некорректно.
– Может, не надо этого делать? Выброси из головы!
– Знаешь, у меня тоже есть характер, – возразил он. – Я хочу многое преобразить в спорте, а «Спартак» – хорошая отправная точка. Но Старостин – тормоз процесса!
Больше мы к этой теме не возвращались, однако разговор тот засел у меня в памяти. И ведь он сделал это. Каким образом? Через тех же профсоюзных деятелей, которые выдвинули его на эту должность из общества «Буревестник».
Положа руку на сердце, скажу, что та заноза еще какое-то время колола мне сердце. Я был обескуражен тем, как Старостин убрал меня из команды – без объяснения причин, нарушив незыблемый спартаковский принцип «играет сильнейший». Если бы я уступил Анзору в игре – никаких вопросов. Я до такой степени спортсмен, что способен сказать себе: тут я слабее. Но мне даже не дали шанса доказать обратное. И поэтому, когда Старостин вернулся и предложил мне поучаствовать в процессе воссоздания команды, я сразу сказал «нет». Даже не делал вид – мол, хорошее предложение, я подумаю. Просто отказался.
Кстати, Крутиков, Хусаинов и Варламов, возглавившие тогда «Спартак», просили меня стать начальником команды, но я тоже отказался. Тема работы в «Спартаке» была тогда мною окончательно закрыта, я, что называется, «пророс» в радио и телевидение, понял, что это – мое.
Когда Старостина убрали, меня, каюсь, на какой-то миг посетила хреновенькая такая мыслишка: видишь, мол, Николай Петрович, как бывает. За все в этой жизни надо отвечать. Но я эту мысль подавил и горжусь этим. Потому что, если подводить итог, то Старостин – это «Спартак», а «Спартак» – это Старостин. И если перекинуть мостик на сегодняшний вариант жизни «Спартака», то даю вам слово – начни клуб с того, что происходит в последние годы, то он никогда «Спартаком» бы не стал!
Думаю, что современный «Спартак» не имеет никакого отношения к прежнему. Это совершенно новое поколение, которое не впитало те идеи, принципы, которые мы исповедовали. Впрочем, не надо забывать, что тогда было другое время. Такой «Спартак», как тогда, сегодня не воссоздать. А сегодняшний «Спартак» не может жить теми принципами, как тогдашний.
Но вернемся в конец 1976 года, когда «Спартак» вылетел. Старостин еще формально был вне команды, но активно занимался поисками нового тренера. Вначале речь шла не о Бескове, а опять о Симоняне, но что-то их там останавливало. Николай Петрович стал мне частенько названивать по телефону. И однажды у меня возникла совершенно безумная идея.
Я очень дружил с Аликом Петрашевским, который работал в киевском «Динамо». Это был мой воспитанник, я сыграл большую роль в жизни этого парня непростой судьбы, вышедшего из хулиганского днепропетровского района Чечеловка, но сумевшего не поддаться соблазнам той жизни.
Не раз я ездил комментировать еврокубковые матчи киевлян, и мне запомнился такой эпизод. Мы сидели в бане с Лобановским, Базилевичем, массажистом, немножко нарушали режим. Беседовали, естественно, о футболе. Разговор зашел о «Спартаке», и вдруг Лобан сказал:
– «Спартак» – это фирма.
Весомо так сказал, как отрезал.
Как-то мы разговаривали с Петрашевским, и он высказал идею: а почему бы не Лобановский? Я ответил, что, во‑первых, нужно, чтобы он сам был согласен, а во‑вторых, необходимо уговорить Старостина.
И вот звоню Николаю Петровичу и говорю:
– Как насчет Лобановского?
– Ну, Лобановский – это недостижимо, – ответил Чапай после паузы.
– Почему?
– Ты понимаешь, тут надо очень хорошо подумать. А он согласен?
Я возьми и брякни:
– Согласен.
Короче, договорились созвониться еще через пару дней. А я тут же набрал Петрашевского, чтобы тот уговаривал Лобана. И тот уговорил! Я еще раз перезваниваю Старостину, подтверждаю информацию, что Лобановский готов. Чапай отвечает, что даст окончательный ответ через два дня.
И точно. Звонит и говорит:
– Володя, слушай, ты знаешь – боюсь, что нас не поймут. Идея очень интересная, но не поймут. И потом, мы, по-моему, уже здесь договорились. Как ты насчет кандидатуры Бескова?
Я ответил, что тут тоже надо думать.
– Ну ладно, думай! – согласился он. – Чапай тоже думает!
На том и расстались.
Вскоре после этого разговора в «Спартаке» появился Бесков. А Николай Петрович вновь стал начальником команды.
С Константином Ивановичем у меня были весьма специфические отношения. В 1963 году он возглавил сборную СССР и почему-то не воспринимал меня как игрока, хотя до того мы даже не сталкивались. И не вызвал на просмотр всех сборников в Воронеж. Но на него надавил тренерский совет, и Бесков скрепя сердце направил мне вызов. Единственное, что нас связывало, – один и тот же портной. Я любил красиво одеться.