Выбрать главу

– Ваня, посмотри на тáбло.

Именно так, с ударением на «а». Эта фраза тут же вошла в наш футбольный обиход. Если кто-то несет какую-то околесицу, люди ему ее говорят.

И все-таки суть «Спартака» – не только в «тáбло», но и в красоте игры. Утверждаю, что спартаковский стиль, основанный на контроле мяча, начался с Николая Дементьева. Он умел отдавать такие своевременные, острые передачи, что зрители просто наслаждались. С его пасов и мне довелось забить немало мячей. А потом Дементьев закончил, зато из «Динамо» вернулся Сергей Сальников – тоже игрок с выдающейся эстетикой.

Убежден, что спартаковский стиль пошел от игроков, а не от тренеров. Дементьев, Сальников, Нетто с точки зрения футбольного вкуса были требовательны к себе и к партнерам. Вспомните неттовское «Я в деревенский футбол играть не буду!» И комбинационный стиль прижился. Большинство тренеров в футболе отталкивались от результата, но, например, при Бескове бывало, «Спартак» выигрывает, и я подхожу к нему:

– Костя, поздравляю с победой!

А он мне в ответ:

– Поздравления не принимаю.

– Почему?!

– Играли плохо.

* * *

В 1959-м меня начали потихонечку убирать из состава. Думаю, тут сыграли свою роль и Гуляев, и Старостин. С нашим поколением, которому перевалило за тридцать, постепенно начали прощаться. Начали с Парамонова. Алексей Александрович, кстати, был тогда строжайшим режимщиком, не ходил с нами ни в «Арагви», ни куда-либо еще. Семейный человек, он после тренировок сразу домой к жене бежал. И французский язык учил.

В 2016-м, за два года до смерти Парамонова, мы перестали разговаривать. Перед шестидесятилетием победы в Мельбурне у него брали интервью. Спрашивают – почему в финале Олимпиады Качалин поставил не Стрельцова, а Симоняна? И ответ был такой, что он, Парамонов, был знаком с сыном влиятельного партийного функционера Анастаса Микояна. И тот якобы рассказал ему, что однажды пожаловался отцу – как так, в сборной только один армянин, и тот не играет. Тогда Микоян позвонил Алексею Косыгину, тот в Австралию – председателю Спорткомитета Николаю Романову, а Романов дал указание Качалину, чтобы меня поставили. И потому на поле вышел еще и мой постоянный партнер Исаев.

Мне больно было слышать эту чушь, тем более от человека, с которым мы столько прошли. И по отношению к Качалину это звучало оскорбительно. Поэтому я просто вычеркнул человека, который это сказал, из своей жизни. Всем известно, что сначала Исаева поставили на финал из-за травмы Иванова, а меня – потому что у нас с Исаевым связка, а у Иванова – со Стрельцовым, и Качалин решил выставить сыгранную спартаковскую пятерку в атаке.

После ухода Парамонова было принято решение не выставлять в составе одновременно меня и Сальникова – только кого-то одного. Но чаще предпочтение отдавалось Сергею.

А ушел я так. У «Спартака» было турне по Южной Америке, и мы в Колумбии выиграли – по-моему, 6:0. Я забил два мяча и вообще, по ощущениям, сыграл один из лучших матчей в жизни. И прямо в раздевалке после игры сказал, что заканчиваю карьеру. На что ездивший с нами Николай Николаевич Озеров заявил, что это – преступление с моей стороны, мне еще играть и играть. Я же ответил, что лучше уйти самому, чем ждать, пока тебя попросят.

И ни в какую другую команду после «Спартака» пойти не мог. Хотя года два действительно еще мог бы поиграть, поскольку скоростные качества у меня сохранились. Не на уровне себя 25-летнего, конечно, но тем не менее достаточные для форварда. И в почти тридцать два года мне удалось забить гол на чемпионате мира в Швеции…

В общем, после моего сообщения об уходе продолжали мы то турне по Южной Америке. И вдруг спустя какое-то время, дней через десять, Николай Петрович говорит:

– Мы хотим Гуляева заменить. Предлагаю тебе стать старшим тренером.

– Я же с этими ребятами, – отвечаю, – вчера по полю бегал. А теперь руководить ими буду? Тяжело!

– Поможем, поможем! – подбодрил Старостин.

И действительно помог. Выразилось это в терпении. Опыта набирался по ходу дела, впитывал все, что можно было. Конспектов-то тренировок во время игровой карьеры я не вел. Хотя следовало.

Предложение Николая Петровича было для меня, конечно, шокирующим, но отказать ему я не мог. И потому, что это – Старостин, и потому, что раз именно во мне он что-то такое разглядел, значит, надо пытаться. Даже сейчас не могу объяснить, как он увидел во мне главного тренера. Мы очень многим обязаны ему. Его воспитанию, его отдаче. Он был очень мудрый человек, и правильно о нем говорили его братья – великий. Потом ведь и с Олегом Романцевым, которого он привел тренировать «Спартак» из первой лиги, получилась очень похожая история.