Этой эффективной и пользовавшейся поддержкой в немецком обществе властью нацисты злоупотребили, извратив ее сущность во многих отношениях, поскольку «фюрерское государство» не соответствовало прежнему немецкому государственному опыту и традиции. Эти последние характеризовались высокой степенью ответственности государственных мужей, уважением буквы и духа закона и консервативной лояльностью. Нацисты не отменили конституцию Веймарской республики, гарантировавшую, между прочим, свободу вероисповедания и политические свободы. Но при этом высшим законом в Третьем Рейхе стала воля фюрера и интересы «народной общности», которые формулировал тот же фюрер — каким образом он вникал в существо этих интересов, объяснить было невозможно, поэтому власть приобретала непостигаемый для простых людей смысл. При этом особое значение в процессе приобщения к фюрерскому государству имела национальная укорененность, принадлежность к народу, мистическая и магическая «национальная общность».
Нацистское государство было фикцией, обманом, поскольку на место прежнего твердого принципа разделения властей, ясного разделения полномочий и жесткого соблюдения законности пришла безграничная «борьба компетенций» различных ведомств, создававшихся по произволу Гитлера. В результате возникло государство, которое внешне было тоталитарным, а по своей внутренней сути — царством анархического произвола, лишенным возможности самостоятельного (без внешнего вмешательства) внутреннего обновления и оздоровления. В этом, собственно, и состоит главная причина поражения нацистской Германии в войне.
Внутренняя неустойчивость и анархия компетенций в Третьем Рейхе соответствовали положению в обществе, которое стало объектом бонапартистской политики власти, боявшейся утратить симпатии народа. Поэтому нет ничего парадоксального в том, что в демократических странах Запада (не говоря об СССР) требования властей к народу и жертвы народа на алтарь победы были несравненно большими, чем те, которых требовали от народа в Третьем Рейхе. Такое положение объясняется неуверенностью власти в Третьем Рейхе и желанием постоянно подчеркивать значение социальной политики. В войну это стало особенно ясно — война, как известно, это продолжение политики другими средствами, и для Гитлера война с Советским Союзом была осуществлением видения обширной территориальной экспансии немецкого народа с целью обеспечения его долгосрочной экономической безопасности и одновременно реализацией возможности постоянного расового обновления. Общая картина этого видения во время войны претерпевала некоторые изменения, под влиянием актуальной политики и реалий происходили переносы акцентов, но смысл оставался прежним.
Можно утверждать, что культивированная нацистами «национальная общность» в Третьем Рейхе была создана, и вплоть до конца войны всевозможными средствами ее удавалось поддерживать. Понятие «национальная общность» не было только пропагандистской фразой для прикрытия продолжающих существовать классовых противоречий. Этому понятию соответствовала долгое время игнорируемая историками социальная реальность Третьего Рейха. Хотя социальное устройство в обычных условиях рыночной системы должно соответствовать экономическому устройству общества, в условиях тоталитарного режима оно может модифицироваться в довольно широком диапазоне в соответствии с идеологическими установками или целями политического руководства. Это видно из материалов второй части данной работы.
Так, в большинстве своем молодежь позитивно воспринимала ГЮ: ведь государство было внимательно к ее нуждам; строилось много стадионов и спортивных залов, существовала система социальной помощи молодежи, много внимания уделялось профессиональному образованию молодых людей, существовали соревнования лучших по профессии, Закон о защите молодежи от 1938 г. улучшал положение молодых людей. Лучшими стали возможности подобрать работу по вкусу, больше возможностей и вариантов выбора появилось в сфере культурного досуга. У молодежи было чувство, что она является интегральной составной частью национал-социалистической государственной системы и вносит свой посильный вклад в создание новой национальной общности. Следовательно, утверждение о том, что в нацистские времена немецкой молодежью просто манипулировали, является полуправдой — энтузиазм и активное участие в происходящем было в высокой степени присуще молодежному движению в годы успехов нацизма. Огромное значение имело то, что ГЮ была ориентирована на ликвидацию социальных барьеров, она стремилась ввести в системе образования своеобразное равенство. ГЮ стремилась ликвидировать привилегированные аристократические студенческие союзы, излюбленным объектом нападок ГЮ были гимназии как оплот консервативной буржуазности, что, в целом, соответствовало общей антиинтеллектуальной нацеленности нацистского режима. Особенно действенным средством нацистской унификации молодежи стал конфликт поколений. Можно, конечно, критиковать примитивность и прямолинейность нацистской унификации, но критика эта будет идти мимо цели. В 30-е гг. Раймон Арон писал о нацизме, что «протест здорового жизнелюбия против утонченности и скептицизма не заслуживает ни презрения, ни иронии. Коллективная вера всегда груба, легко показать ее абсурдность, но История не признает правоты резонерствующего ума»{939}.