Сама по себе харизма — это всего лишь форма, не открывающая еще мировоззрения ее носителя, поэтому к мировоззренческим основаниям и гитлеровской идеологии также следует отнестись с необходимым вниманием. В свою очередь, личность политика и ее идеологическая мотивация не могут раскрыться как значимые факторы без учета политического стиля и точного определения места политика в системе власти. Этими тремя приоритетами автор и ограничился в своих попытках определить масштабы и границы влияния Гитлера на власть в Третьем Рейхе.
Наиболее существенный тезис, который автор намерен отстаивать в этой части работы состоит в том, что в сфере властных отношений в Третьем Рейхе царило не однообразие и унификация власти, не ее централизация, а — невиданная для Германии с ее легендарной прусской иерархией и порядком в сфере властных отношений — анархия компетенций различных органов власти. Этот «институционный дарвинизм», царивший в Третьем Рейхе и позволил новым властным институтам (партии, СС, фюреру) добиться совершенно нового качества власти, которая весьма энергично принялась за преобразования облика немецкого общества.
Состояние государственных институтов власти в Третьем Рейхе составило объект анализа в первой части книги, а то, насколько далеко зашли эти преобразования общества и какую направленность они имели — составляет предмет анализа во второй части книги.
ГЛАВА I.
ГОСУДАРСТВО, ФЮРЕР И ЕГО НАРОД: МИФ ГИТЛЕРА И ЕГО МЕСТО В ИСТОРИИ ТРЕТЬЕГО РЕЙХА
«We know what Heaven and Hell may bring,
But no man knoweth the mind of the King[3]».
«Ввиду моих политических способностей все в значительной мере зависит от меня, от моего существования. Ведь этот факт, что никто, пожалуй, не пользуется таким доверием немецкого народа как я. В будущем, верно, никогда не будет другого такого человека, который имел бы авторитет больший, чем имею я. Следовательно, мое существование есть фактор огромного значения… Наши противники имеют лидеров ниже среднего уровня. Ни одной выдающейся личности. Ни одного властелина, ни одного человека действия».
«Гитлер оказался одним из тех необъяснимых феноменов, которые появляются в человеческой истории крайне редко. Его личность определяла судьбу нации. Вся нация была зачарована им, что с народом в истории случается крайне редко».
«Крушение гитлеровского предприятия не делает его дураком, так же как масштабы предприятия не делают его великим человеком».
Особенности харизмы Гитлера и его влияния на окружение и немецкую общественность
Самый крупный из современных биографов Гитлера — Иоахим Фест — в 1995 г. сказал, что со временем портрет Гитлера становится все более расплывчатым и неясным{4}, а автор одной из наиболее интересных и относительно недавних биографий Гитлера Райнер Цительман подчеркивал, что «исследования истории Гитлера только начинаются»{5}. Эти исследования тем более важны, что в истории современного мира (в политическом и нравственном отношении) Гитлер сыграл столь значительную роль, что, как писал Перси Шрам, «определение своего отношения к фигуре этого странного и страшного человека составляет первостепенный политический долг каждого»{6}. Немецкий социолог Ю. Кока считал, что любое адекватное объяснение нацизма и особенностей истории общества в Третьем Рейхе возможно лишь при выяснении несводимой ни к каким структурным проблемам немецкой истории роли Гитлера в этих процессах{7}. В обеих тоталитарных системах XX в. — советской и нацистской — трудно переоценить роль харизматических лидеров. Огромной трагедией современного мира было то, что в России в лице Ленина и в Германии в лице Гитлера демократия имела врагов исключительно большого калибра, они воплощали собой волю к власти в уникальной для нашего времени степени. И Гитлер и Ленин были продуктом эпохи сильных политических страстей, оба чувствовали себя в своей тарелке только в среде, где стремление к власти через заговоры, агитацию и силу было главной целью бытия. В этой безрадостной политической стихии Гитлер, как и Ленин, был полным властелином. Гитлер обладал таким же интеллектуальным эгоизмом, никогда не сомневался в себе, был безжалостен в личных отношениях, предпочитал силу дискуссии и, что особенно важно, был способен сочетать абсолютную верность одной долговременной цели с ловким оппортунизмом{8}.
3
Можно представить, что нам могут принести преисподняя или небо, но никому не ведомо, что намерен делать король (англ.).