Выбрать главу

Всё, как не странно, именно так: «глубоко коренились в психике» и были вскормлены «народной религиозностью».

Удивительно, но в есенинском наследии по количеству наименований даже лирический, обращённый к женщине Есенин, которого особенно знает и помнит читатель, как ни удивительно, проигрывает Есенину — христианскому поэту. Христианских стихов у него больше, чем любовных, в разы!

При должном внимании выясняется: Есенин — автор внушительного религиозного наследия.

Странно, что до сих пор не было отдельного издания христианской лирики Есенина. Сочинителей, внёсших такой огромный вклад в христианскую поэзию, в русской литературе — по пальцам сосчитать. А сочинителей уровня Есенина — и того меньше.

* * *

В 1909 году Есенин поступил в церковно-приходскую школу и в 1912-м окончил её. Никакой ностальгии о годах обучения Есенин не испытывал, скорее напротив, однако школа окончательно упорядочила его знания об истории и сути христианства.

Знания эти Есенин будет самым неожиданным образом проявлять в течении всей своей поэтической жизни.

Религиозную поэтику Есенина можно разделить на несколько, сразу оговоримся, условных этапов. Условных, потому что внутри каждого этапа уже вызревает следующий.

Первый (1910–1914) условно можно обозначить как «праздничное христианство».

Религиозность начального этапа есенинского творчества словно бы гласит: русские — православные по природе. Более того, сама русская природа преисполнена православным чувством.

Русские на поля смотрят, как богомольцы на икону.

Это не совсем пантеизм, в чём пытался убедить Есенина его юношеский приятель, поэт Леонид Каннегисер. Это органичная уверенность, что Бог здесь, Бог — везде.

Раннее есенинское поэтическое православие почти всегда бессюжетно и созерцательно.

Задымился вечер, дремлет кот на брусе. Кто‐то помолился: «Господи Исусе». ……………………………………………….. Закадили дымом под росою рощи… В сердце почивают тишина и мощи.

Православное сознание для него в то время обыденно, как дыхание.

Проникновенная, тёплая, сердечная религиозность.

Пахнущая простором, полем, хлебом. Трудом и богомольной дорогой русского человека, наконец.

В том, что, если случится пришествие Спаса, русский человек Его опознает, Есенин нисколько не сомневался.

Вспомним стихи «Шёл Господь пытать людей в Любови…» (1914), где даже нищий, встретившийся Ему на пути, делится с Ним краюхой.

Более того, Господа опознаёт и жалеет даже русская природа:

…Схимник‐ветер шагом осторожным Мнёт листву по выступам дорожным
И целует на рябиновом кусту Язвы красные незримому Христу.

И, разглядев Его, наша природа ликует:

…Прошлогодний лист в овраге Средь кустов, как ворох меди. Кто‐то в солнечной сермяге На ослёнке рыжем едет.
Прядь волос нежней кудели, Но лицо его туманно. Никнут сосны, никнут ели И кричат ему: «Осанна!»

Если и был Есенин счастлив по‐настоящему, то в те дни, когда открылся его дар, а он ещё не придумал, что с ним делать. Дар ещё не висел на слабом человеке страшным грузом, а только обещал полёт и радость.

Чую Радуницу Божью — Не напрасно я живу…

Он знал, кому обязан даром — Ему.

Он только боялся, что не сумеет отблагодарить. О чём прямо пишет в стихотворении 1914 года:

…И в каждом страннике убогом Я вызнавать пойду с тоской, Не Помазуемый ли Богом Стучит берестяной клюкой.
И может быть, пройду я мимо И не замечу в тайный час, Что в елях — крылья херувима, А под пеньком — голодный Спас.

Так заявляется тема страшащей Есенина богооставленности: «…может быть, пройду я мимо».

* * *

Постепенно в стихи Есенина приходит тема монашества. У инока меньше вероятность пропустить «тайный час».

Город, куда он является из своей рязанской деревни, где всё было пронизано Богом, всё больше пугает его.