Пока кнехты обследовали селение, рыцари и оруженосцы, считавшие ниже своего достоинства обшаривать грязные лачуги, зорко наблюдали за окрестностями, благо, что глухие шлемы, закрывавшие все лицо и ограничивающие обзор, в моду еще не вошли.
Хотя опасности не предвиделось, но снимать броню никто не спешил. Свита барона поблескивала кольчугами, и лишь у тевтонцев доспехов не было видно. Их закрывали длинные белые кафтаны, из-под которых виднелись только кольчужные чулки. Подобную моду - прикрывать броню от палящего солнца, чтобы металл не раскалялся, вводили все рыцарские ордена после пребывания на жарком юге, и эта привычка осталась даже после переселения на холодный север.
Кучка трофеев росла, но добыча вызывала лишь презрительные ухмылки германцев. Боясь показаться жадным, барон с напускным равнодушием осторожно спросил орденских братьев:
— Странно, мы слышали, что жители янтарного берега разбогатели на торговле, а в домах у них ничего ценного почти и нет.
— Действительно, - нахмурился брат Майр, - куда все делось?
— Вармийцы настолько бестолковы, что отдают янтарь почти задарма, - предположил оруженосец брата Ханке Клаус.
— Быть может, они, опасаясь набегов пиратов, хранят все ценное в замке своего князя? - выдвинул более правдоподобную версию Стефан.
— Точно, и этот князишка сейчас сидит и дрожит в своей норе, - согласился Хут, второй оруженосец барона.
— Трус, - фыркнул Клаус, - даже не осмелился принять бой. Небось, обгадился от страха.
Между тем Кодрун - вождь прусского племени вармийцев, если и дрожал, то от нетерпения. Уж очень ему хотелось поскорее пустить кровь крестоносным грабителям. И в другом рыцари тоже ошиблись - в замке князя не было, он притаился с большей частью своей дружины в лесу, неподалеку от деревни. Зажмурив один глаз, Кодрун внимательно смотрел другим в обзорную трубу и скрежетал зубами.
Посланцы великого князя - Доманег, недавно ставший боярином, и вщижец Андрей, затаились рядом. Они не только привезли Кодруну чудесный подарок, но и передали весть о предстоящем вторжении, а теперь воочию наблюдали странных пришельцев, о которых предупреждал вещий Гавриил.
— Вот те, с окольчуженными ногами и с крестом, это вроде бояр, - рассуждал Доманег, - а с половинкою креста и в легком доспехе, это, верно, молодшая дружина. А в общем, как Ратча и говорил, ничего особенного в них нет. С виду люди как люди.
Прусам же, в отличие от русичей, было не до этнографического исследования.
— Кодруне, немцы уже факелы зажгли, - от волнения сильно коверкая русские слова, так что гости еле поняли, что он хотел сказать, взволнованно прошептал один из приближенных князя. - Сейчас хижины начнут палить.
И верно, в руках кнехтов блеснул еле различимый невооруженным взглядом огонек, и вверх потянулась тоненькая полосочка дыма. Однако вождь ждал, пока отойдет подальше одна из шаек грабителей, решившая разорить соседнее селение.
Наконец, Кодрун оторвался от трубы и посмотрел на свиту. Его дружинники порывисто схватились за мечи, а посланец великого князя согласно наклонил голову, показывая, что момент действительно выбран удачно.
— Пора! - наконец отрывисто бросил команду князь.
Гулкий боевой рог, звук которого хорошо знала вармийская дружина, пронзительно завыл, так что от него закладывало уши. В полуверсте слева ответно загудели рожки наттангов и самбов. Загодя предупрежденный великим рязанским князем Кодрун послал гонцов к соседям, и те охотно откликнулись, приведя на помощь свои ополчения.
Рыцари и оруженосцы ринулись к ближайшему дому, могущему послужить хоть каким-то укрытием, и, встав спиной к стене, сбились в кучу, закрывшись щитами. Все вытащили мечи и шестоперы, а Стефан схватил рог, висевший на поясе, и что было сил затрубил в него, созывая крестоносцев. Меж тем из леса выкатилась вторая волна всадников, затем третья и четвертая, причем отряды пруссов явно двигались по заранее разработанному плану, окружая противника со всех сторон и, в первую очередь, отрезая его от шлюпок. Конница у туземцев, конечно, не ахти - лошадки низкорослые, всадники не обременены броней, а копья у них короткие. Но огромная численность пруссов не оставляла сомнений в исходе сражения - на врага обрушилось не менее полутысячи всадников, а за кавалерией к тому же еще бежала пехота.
Кнехты, обыскивающие домики по всей деревушке, раскинувшейся вдоль берега, и гоняющиеся за скотиной на лугу, в одночасье сами превратились в дичь. Конница самбов и натангов начала охотиться на немцев, как на диких зверей, и на каждого беглеца приходилось не меньше десятка преследователя. Но те крестоносцы, что оказались недалече от рыцарей, успели вернуться к своим командирам и выстроиться ровными рядами, выставив копья. Полсотни одоспешенных воев, закрытых щитами и изготовившихся к битве, являлись грозной силой, которую нелегко было одолеть с наскока. Несколько самых отчаянных всадников налетели на строй немцев, сбивая кнехтов, словно мяч кегели, однако их тут же закололи вместе с лошадьми, и прочие пруссы придержали коней.