В моем семейном очаге я был закрыт от экономических бурь, но теперь я увидел, что делается со страной. Нищета… Во Франкфурте человек упал к моим ногам, потому что летел с высоты многих этажей. Это было ужасно, Англия: человек сорок лет трудился, копил деньги, и ничего у него не стало. А другой бежал по улице и кричал: «Я разорен! Разорен дотла!» Но те, всякие лавочники, они вернулись к своему кофе и коньяку. Никто не был солидным, Англия, — нигде никакой солидарности. У вас в мозгу это укладывается? В этой неразберихе я решил еще тверже, чем раньше, — выжить можно только при одном условии — стать художником. Путь из Кенигсберга в Берлин открыл мне прелесть путешествий. Но в Берлине было грязно и опасно. Он кишел проповедниками социализма. Вскоре я ушел и пешком отправился в Вену. Вы должны сообразить, что на все это ушли месяцы, но я молод, и мне это нравится. Я не очень-то хорошо ем, но я ел, и у меня было много приключений, особенно с женщинами. Я думаю, что это лучшее время в моей жизни. Вы хотите уходить, мадам? А, доброй ночи. Целую вам ручки, даже если вы против моей болтовни. Доброй ночи, мадам, доброй ночи. Очаровательная жена, Англия.
Вена мне не понравилась, потому что ее прошлая слава слишком прошла, и там было полно безработных. Одна из немногих разновидностей людей, которых я не люблю, — это люди без работы. У меня от них отвращение в желудке. Я неразумен, когда я их вижу, поэтому я стараюсь по мере возможности перестать их видеть. Я отправился в Будапешт, по берегу Дуная, с одним рюкзаком и палкой, свободный, здоровый и молодой. Я был не старомодный художник, который мрачно голодает у себя на чердаке или дни напролет болтает в кафе, нет, я хотел вращаться в мире людей. Однако в любом городе было много несогласий, может быть, люди пытались завершить то, что начали в окопах. Я смотрел, как суда проплывают мимо, всегда нагоняя меня, а потом оставляя далеко позади, пока я мог только слышать их сигнальные гудки за следующим поворотом речки. Деньги уплыли, но пароходы еще плавали. А что еще оставалось делать Германии? И все же то было хорошее время, Англия, потому что я совсем не думал о будущем или о том, что станется со мной в следующие годы. Я, конечно, не знал, что придется потерять так много хороших годов в маленьком испанском городишке — и в еще более нищей стране, чем тот городок в Германии, где я устроился после столь легкого расставания со своим домом родным. Простите, если я слишком много говорю. Это от коньяка, я становлюсь от него таким добрым и сентиментальным. Люди всего меньше умны, когда они слишком добры, так что прошу простить, если я не постоянно держусь на высоком уровне беседы, которая должна течь между двумя художниками.
Нет, я настаиваю, что на этот раз моя очередь. Ваша жена пошла посмотреть на ребеночка, нет? Собственно говоря, я закажу бутылочку коньяка. Это испанское пойло обжигает, но не опьяняет. А! Теперь я буду наливать. Не думайте, что у меня хватает смелости говорить с вами только тогда, когда я по горло залез в бутылку, просто я более смело говорю с вами, когда вы пьяны. А что, можете перепить меня, Англия? Чтобы я под стол свалился? А, мы еще увидим, дорогой камрад. Достаточно? Я прошел длинный путь, был во многих местах: Капри, Турция, Сталинград, Майорка, Лиссабон, но никогда не ожидал, что придется кончать в таком нелепом состоянии, как теперь. Это неверно, моя дорогая Англия, несправедливо. Мое сердце трепыхается, как летающая мышь, когда я думаю, что конец так рядом.