Грузовик ужасно поломался около Колом-Бешара, как раз когда мы намеревались пересечь настоящую пустыню. Но мои таланты снова торжествуют, я его починяю, и я говорю, что надо его испытать. Они все еще в палатках, кончают завтракать, а я выезжаю, еду все кругом и кругом, большими кругами. Вдруг я еду прямо, и больше они меня никогда не видели. Не знаю, что с ними получилось. У них почти ни гроша не было. Я забрал бензин и кинокамеры, все ценное, вместе с наличностью. Рассуждать об этом мне слишком больно, так что ни о чем меня не спрашивайте, даже если я вам сам скажу. Из Касабланки я прибыл в этот городок, и, когда взял все из банков, я увидел, что мне хватит на гараж и даже много остается.
А теперь, когда я в Испании, вы думаете, у меня есть все, что нужно человеку? У меня жена-испанка, двое детей и интересная работа. У меня было несколько жен, я теперь вот испанка. Она смуглая, красивая и полная (да, вы же ее видели), но в постели она мне не пара. Дети ходят в монастырскую школу, целуют кресты, дрожат перед монашками и попами. Эту братию я совсем не выношу, но что поделаешь? Жизнь у меня скучная, здесь нечем заняться. Иногда мы ходим на бой быков. Это красивое представление, но не очень привлекательное для разумного человеческого существа вроде меня. Зимой мы не видим путешественников совсем и жмемся к камину, как мокрое белье. Время от времени я еще немного рисую. Да, один рисунок вон там, я подарил его этой гостинице. Вам не нравится? Нравится? Ах, вы меня осчастливили, Англия. Часто я езжу по берегу в Альжесирас, это короткое путешествие для моего надежного «фольксвагена». Очень приятный порт, и я там много рисую. Я знаю там одних русских, которые держат отель и сдают мне комнату по своей цене. Силуэт Гибралтара получается на бумаге захватывающе интересным, я его вижу с террасы. Я бываю и напротив, в вашем знаменитом скалистом форту, езжу за покупками и еще приобретаю какую-нибудь вашу интеллектуальную английскую воскресную газету. Одного номера мне хватает по меньшей мере на месяц. Я считаю, что они очень хороши, исключительно оживленны и интересны для такого ума, как мой.
Эх, Англия, давайте пройдемся, и я расскажу вам, почему моя жизнь кончена… Так-то лучше. Воздух пахнет хорошо и свежо. Подумать только, мы проговорили всю ночь навылет. Я всем говорю неправду — без исключения. Но самому себе — а я сейчас говорю с вами, как с самим собой, — самому себе, насколько это возможно, я говорю точную, холодную, как лед, правду. То, что я лгу всем остальным, дает мне возможность говорить более точную правду самому себе. Счастлив ли я? Для большинства людей счастье в том, что можно жить по привычкам, созданным их отцами. Но ОН все это переменил, вот за что мы его любили, ОН натаскал нас на такие истины, что нам уже не нужна была жизнь по привычкам. Это было бы хуже смерти — смерть, во всяком случае, это что-то положительное.
Вон то зеленое пятнышко там, на небе, — начало рассвета, капелька света, светлячок, которого солнце послало вперед, чтобы убедиться, что все темно перед его восходом. Ваша жена ни за что вам не простит. Но женщины — неразумные человеческие существа. О-хо-хо! А по-вашему, разумные, Англия? Я вам докажу, что вы не правы, и быстрее, чем вы меня убедите. Вы говорите, что солнце красное. Я вижу, что таким оно и будет. Но я был в Испании много раз. Я пришел сюда в 1934-м, всю дорогу пешком, рисовал крестьянские дома и туристские памятники — потом они вышли альбомом в Берлине. Я осматривал страну. Испанию я знаю отлично. Мы спасли эту прекрасную страну от большевизма, хотя подчас я спрашиваю себя: зачем? Я боюсь здесь коммунистического правительства, потому что, если они придут к власти, мне конец. Весь мир покроется для меня тьмой. Может быть, Франко заключит пакт с коммунистической Германией и вышлет меня обратно. Такое уже бывало. Я чувствую, как моя кровать уходит из-под меня.
Моя жизнь была трагична, но я не из тех, кто оплакивает сам себя. Сегодня будет жарко. Я уже вспотел. Надо бы мне продать свой гараж и уехать, уехать в другую страну. Я вынужден покинуть жену и детей, а это не очень хорошая участь. Это заставляет мое сердце страдать, как — вы не можете себе вообразить. Я потихоньку перевожу тайные грузы в другой свой гараж и однажды я скажу ей, что еду проверить там дела, и больше она никогда меня не увидит. Я путешествую с легкостью, Англия, но мне почти шестьдесят лет. Вы заметили, что я не говорил о войне, потому что это слишком болезнетворно для меня. Мой дом был в Восточной Пруссии: Советы захватили фамильные земли. Они поработили и убили моих собратьев-земляков. Англия, не смейтесь. Говорите, надо бы оставить берлинскую стену навсегда? А, вы сами не знаете, что говорите. Я теперь вижу, что мое несчастье радует вас. Я там не был, конечно, но я знаю, что делали Советы. Моя жена погибла в одну из бомбардировок.