Волны, пенясь, пластались по песку, к ногам Джимми. Было пасмурно, но совсем не холодно, а море было зеленое и пышное, как луг. Джимми разбежался и, как только вода дошла ему до коленок, нырнул и поплыл сильными, спорыми рывками.
Красные Скалы — неброский уголок. Скорей разбросанный. Длинная дорога идет вдоль моря, напрямик через дюны, а так как кругом все голо, ни деревца, то и сворачивать ей некуда, и вдоль этой дороги кое-где стоят, сбившись в кучки будто с тоски, дома поменьше, а те, что побольше, далеко друг от друга. Есть тут еще танцзал «высшего разряда» (бывший кинотеатр «Бродвейский») и еще закусочная Оуэна «Рыбные блюда». Подальше, туда, к железной дороге, более старая и солидная часть поселка: с полсотни домов, две пивные и красная кирпичная церковь.
Лет сто уже выбиваются Красные Скалы в разряд летних курортов. Тут чистое соленое море, свежий атлантический воздух и бухта с белым песчаным пляжем, нежно-круглая, как детский ноготок. У северного края бухты толпятся скалы, которым поселок обязан своим названием; они достаточно высокие и крутые, чтоб подростки посмелей, взбираясь по ним, могли аукаться и чувствовать себя героями. Словом, все данные для курорта. Но только данные. Кое-кто понаедет в августе, на пустыре за «Рыбными блюдами» вырастет палаточный лагерь, а к сентябрю все уже опять вымирает. Как только холодный ветер начнет стегать по дюнам, так никого сюда калачом не заманишь. Но даже и в короткую жаркую пору, когда море сверкает, а скалы так и обжигают ладонь, публика предпочитает курорты покрупней, где больше удобств. Красные Скалы только и держатся своей дешевизной, еда здесь простая и не так много развлечений, чтоб пустить по ветру с трудом заработанные и отложенные гроши. Отдыхают тут в основном люди небогатые.
До появления мистера Прендергаста жителей Красных Скал это вполне устраивало. Большинству нравилось все как есть. Кто побойчей и помоложе, подались в города, а кто постарше, ценили спокойную жизнь. Кое-кому из молодых тоже было тут неплохо. Например, Джимми Таунсенд. Не скажешь, чтоб хоть что-то могло его тревожить. Он был парень крепкий, с круглой физиономией и не чересчур сообразительный. Вся его жизнь, кроме нудных перерывов на уроки в школе, проходила на велосипеде либо в море. Он бы с удовольствием стал тренером, только вот морока — на тренера еще надо учиться, и чтоб поступить учиться, надо еще экзамены сдавать, а они ему и в школе-то надоели. Просто неохота было ими заниматься. И как только ему исполнилось пятнадцать, он из школы ушел и болтался дома. Работы никакой не было. Иногда только поможет чистить картошку у мистера Оуэна или вскопает викарию сад, но редко когда он приносил больше десяти шиллингов в неделю, а со своим аппетитом он за день больше проедал. Через полгода стало ясно, что время подпирает и скоро Джимми придется ехать в город, мыкаться по общежитиям и работать. И вот это тревожило Джимми. Ему не хотелось уезжать. Он любил Красные Скалы даже зимой, когда соленый ветер выбивал у него из глаз слезы, а то заставлял слезать с велосипеда и с силой толкать его против ветра по дороге на пляж. Ему нравились даже короткие хмурые дни, когда море застит холодный туман и слышно только, как волны глухо урчат и ворошат гальку да редко-редко выкрикнет чайка. Тогда он стоял, облокотись на велосипед, смотрел на море и высчитывал, сколько еще осталось таких недель и когда снова можно будет плавать.
Для Джимми плавать было самое большое счастье. Он умел плавать по-всякому. У него были такие сильные руки, такая могучая грудь, соленая вода так веселила ему кровь, что, в общем, только в море он чувствовал, что такое жизнь. Мистер Роджерс, классный руководитель, подшучивал над ним. Он говорил, что Джимми — «крупное млекопитающее в процессе обратной эволюции». «Таунсенд образует новый вид древних земноводных; а его потомки, вероятно, будут уже дышать жабрами». И он называл Джимми Амфибией, сперва объяснив происхождение слова от двух греческих корней, чтоб шутка была полезна для класса.