Однако не буду больше докучать вам рассказами о своих приключениях в те времена. Пропустим несколько лет и поговорим о романтической Испании. Хотя романтики в ней не было. Она может быть ужасно грязной и неприятной, не то что более чистые страны, как наши с вами, моя дорогая Англия. Когда я перешел пешком через горы в 1945-м, я две недели прятался в хижине пастуха. Пастух получал кое с кого чудовищно высокую плату за этот вонючий хлев, но на меня все время нападали муравьи, так что я чуть не сошел с ума. Я был похож на сумасшедшего — в отрепьях, с длинной бородой; мне казалось, что я король Штейермарка с короной набекрень. Муравьи ползли в дверь, я устал убивать их молотом и скипетром, потом я стал щадить некоторых из них в надежде, что они вернутся к своим друзьям и скажут, чтобы они не лезли в эту хижину, потому что безумный немец-скелет учинил там форменное побоище. Но это не помогло, и они все прибывали на этот смертоубийственный пир. Я трудился целые дни, чтобы остановить их, но они все лезли и лезли: должно быть, хотели посмотреть, почему те, первые их собратья, не возвращаются. Их были тысячи, и моя романтическая натура одержала верх, потому что я устал первый. И сила, и разум оказались бесполезны. В муравьях есть что-то нечеловеческое. Теперь, когда я вижу муравьев в своем доме или в гараже, я опрыскиваю их инсектицидом — бактериологическое оружие, если хотите. Теперь я могу предоставить это дело науке, и мне больше не нужно задаваться себе глупыми вопросами. Я думаю обо всех этих несчастных муравьях, которые идут на смерть; может быть, у самих муравьев нет никакой свободы выбора, и им остается только вступать со мной в войну. Вот если бы все они были личностями, как вы, Англия, или как я, тогда, может быть, пришлось бы убить только одного или двоих, а там уж остальные бросились бы бежать.
Как я попал в Испанию? Моя жизнь полна приключений, но на этот раз я попал в Испанию по необходимости, по жестокой необходимости. Это был вопрос жизни и смерти. Чтобы попасть сюда, я вышел из России и совершил путь более долгий, чем все путешествия юности, о которых я вам уже рассказал. Назовите любую страну — я там был. Скажите город, и я назову главную улицу, потому что я спал на ней. Я вам могу рассказать о цвете полицейской формы и где можно достать самую дешевую еду; на каком углу лучше всего стоять, когда просишь милостыню. С окончания войны я делал много вещей, которые мне не свойственны от природы, и я должен был бы стыдиться, если бы не считал, что долг человека — выжить. Вы говорите — долг человека дать выжить другому? Конечно, совершенно верно, именно так. Гуманисты всегда были мне ближними по сердцу, мой дорогой друг. Но во время войны я думал, что людям не выжить, а когда война начала подходить к концу, я уже понял, что они все же выживут. Как мне удалось стать владельцем гаража, спрашиваете? Нужны большие деньги, чтобы купить гараж, и я вам сейчас расскажу то, что никогда не открыл бы ни одной проживающей душе, даже собственной жене, так что вы не трудитесь меня прощать, а постарайтесь понять.
Я попал в Алжир. Если скажу как, это повредит кое-кому, так что не стоит. Одно время я был учителем английского в Сетифе и выдавал себя за англичанина. Я во всем подражал тому человеку, который шпионил на берегу турецкого Босфора, так что никто на этом новом месте не почуял разницы. Я также учил английскому мусульман, но это был очень плохой заработок. Чтобы увеличить свой прибыток, я делал хитроумные карты фермерских участков этого района. Я натренировался в картографии, и, если у крестьянина был жалкий и крошечный клочок земли, на моей карте он выглядел как целое королевство, и крестьянин с радостью вставлял эту карту в рамочку и вешал ее на стене своего обиталища под жестяной крышей. И по ночам, когда москиты доводили его до бешенства и он сходил с ума, потому что его мучили мысли про урожай, деньги и засуху, не говоря о восстаниях, он созерцал эту карту и видел, что ему есть за что бороться. Потом я начал продавать участки, которые не очень определенно принадлежали мне, — продавал их французам, которые только что прибыли из армии после беспорядков в Индокитае, намекая при этом, что на участках есть нефть. Теперь, как я слышал, там и вправду нашли нефть, но это не имеет значения. Я продавал землю только дешево, но скоро собрал много настоящих финансов, их хватило, чтобы накупить паспортов и удрать на Майорку. Я достал хорошее место — агентом по путешествиям в Пальме и хорошо работал год, старался откладывать деньги, как честный человек. Испания была тогда каменной страной, трудно было зарабатывать на жизнь — теперь, когда песета девальвирована, это много легче. Я не мог копить, потому что постоянно все время передо мной было воспоминание человека из Франкфурта, который упал к моим ногам совершенно мертвый, оттого что всех его сбережений не хватило бы на почтовую марку. Но потом один итальянец просит меня присмотреть зимой за его яхтой, что оказалось для него колоссальной ошибкой, потому что я продал яхту богатому англичанину и самолетом удрал в Париж.
Там я решил, что совершил такое множество путешествий в своей разбросанной жизни, что мне пора употребить свой опыт на собственный бизнес. Для начала я объявил в хорошей газете, что желательно собрать десять человек для кругосветного путешествия, что это будет предприятие на кооперативных началах и что нужно немного денег, сравнительно, разумеется. Но когда я увидел этих десять человек, я сказал, что хватит по две тысячи долларов с каждого, но нужно еще напичкать их достаточно современными премудростями, чтобы они подошли для моей экспедиции. Я объяснил, что из нашего коллективного фонда мы извлечем грузовик и кинокамеру, чтобы снимать в чужих странах документальные фильмы, которые можно будет продать. Все сказали, что это блестящая идея, и вскоре я дешево купил грузовик и камеру. Две недели мы разрабатывали маршрут, а я планировал все детали путешествия. На карты я потратил примерно столько же, сколько на грузовик, и на всех наших собраниях развешивал эти карты по стенам. Я задал этим людям труд по картографии и сбору запасов. Они все были славные, так мне доверяли, даже когда я сказал, что требуется дополнительный взнос, потому что пленка дорогая. Я предусмотрел, что начальника экспедиции у нас не будет: все дела должен решать комитет во главе со мной. Но как-то против своей воли я стал всем заправлять. Я сделался их настоящим вождем, потому что больше думал об их мнениях, а не о себе. В этом смысле мое доброе сердце одержало триумф, потому что я был им необходим как сверхбосс.
Много денег я положил в банк, но беда была в одном: эта идея кругосветного путешествия стала меня так увлекать, что я не мог заставить себя исчезнуть вместе с ней. Я как одержимый продолжал подготовку к путешествию. Я написал во многие мастерские и магазины, даже во Францию, и они присылали мне снаряжение. Все счета я выписывал на своих клиентов — так я их втайне называл. К сожалению, газеты стали писать о моих планах и напечатали даже мою фотографию.
И вот наш большой грузовик отправился из Парижа и сломался по дороге на Марсель. Я его починил, и из Марселя наша веселая компания отплыла на пакетботе в Касабланку. Мне случалось перемещать батальоны пехоты и танков (и множество пленных) в самых различных обстоятельствах в России, когда пыль в глаза, грязь в душу, холод в кости, но тут, с этими двадцатью спутниками (к тому времени в наш комитет вошли еще люди), я чувствовал себя счастливым. Это было похоже на возвращенную юность. Все меня любили. Я был душой общества, Англия, по всеобщему мнению этих милых, добрых друзей. Слезы падают из моих глаз, когда я думаю об этом, — настоящие слезы, вкус которых для меня невыносим. Чем дальше я следовал в этом сентиментальном путешествии с моими дорогими интернациональными спутниками, тем меньше оставалось денег, с которыми я намеревался уйти и открыть свой гараж в Испании. Никогда еще совесть так не бунтовалась во мне. Но что мне было делать? Скажите, Англия, что мне было делать? А вы бы поступили по-другому? Ничего подобного, и не возражайте! Мой бог! Вот я опять кричу. Почему вы меня не останавливаете?