Это было эротично и горячо, и я не хотел, чтобы это заканчивалось. Я замедлился, когда мы приблизились к пику наслаждения, и посмотрел в эти блестящие красивые глаза, наблюдая, как она медленно кончает. Одно только это зрелище вызвало у меня оргазм, который был долгим и сногсшибательным. Я прижался к ней всем телом и нежно поцеловал в шею.
— Хит, — задыхаясь, произнесла она.
— Что?
— В последнее время я стала очень забывчивой.
— Да, и?
— И я забыла принять таблетку.
— И?
— И… Ты не воспользовался презервативом.
Я ухмыльнулся, прокладывая дорожку языком к её рту.
— Упс.
Действительно. Упс.
Эпилог
Элли
Хит проводил много времени в спортзале, дома или в постели, припирая меня к стенке своим ненасытным аппетитом.
Всё оставшееся время после этого он просил меня выйти за него замуж.
Я отказывала ему. Я ещё не была готова. Даже когда закончила колледж и устроилась на работу консультантом в реабилитационный центр, я не дала согласия. Я не была уверена, что меня останавливало. Я знала, что однажды это произойдёт. «Да» внутри меня, наконец, вырвется наружу и обрадует его.
Но именно благодаря Райкеру я, в конце концов, смирилась.
Со временем он отошёл на второй план в новостях. Его никто так и не нашёл. Никто не знал место его местонахождения. Но время от времени я получала открытки по почте, на которых была написана какая-то тарабарщина, которую мог расшифровать только Хит.
Иногда это были отдельные фразы, цитаты, которые, скорее всего, относились к нему в тот конкретный момент. Иногда это были короткие записки. Иногда это было и то, и другое.
Три с половиной года спустя его последняя открытка успокоила меня.
Жизнь — это не поиск себя. Жизнь — это создание себя.
Джордж Бернард Шоу
Со мной всё хорошо.
Но иногда бывает нелегко.
Может быть, однажды ты расскажешь Кайдену обо мне. И может быть, однажды он найдёт меня. Я знаю, что в этом нет смысла, вероятность того, что это произойдёт, близка к нулю. Но мысль о встрече с ним иногда поддерживает меня. У меня было много времени, чтобы поразмыслить. Много времени, чтобы собрать всё воедино. Я совершенствую себя в надежде, что если этот день настанет, может, через двадцать, тридцать, даже сорок лет, то я смогу гордиться тем, кто я есть, и чувствовать себя достойным находиться вместе с ним.
— Р
Хит был слишком расстроен этим письмом, когда прочитал его, но я улыбнулась. Райкер менялся к лучшему. Эта открытка была тому доказательством. Любой контакт Райкера всегда касался Кайдена, и я знала, что однажды Кайден придёт и потребует правды о том, что произошло. Я уже учила его быть сильным. С высоко поднятой головой реагировать на критику, в которой он рос.
И когда настанет день, когда он потребует правды, я отдам ему эти письма, и он каким-то образом получит частичку Райкера.
Кайден был счастливым мальчиком, и он стал ещё счастливее, когда год назад на свет появился его брат. Доминик Лоусон родился, крича во всё горло. Но в ту секунду, когда он увидел Кайдена и услышал тот тихий голосок, который он слушал у меня в животе в течение нескольких месяцев до своего появления, Доминик замолчал и уставился на него большими голубыми глазами.
Они были неразлучны. Похожи, как две капли воды.
Переживать, учиться, любить, делиться — всё это они делали вместе.
И вот теперь мы были здесь, смотрели, как они играют на заднем дворе, качаясь на качелях у крыльца. Хит обнимал меня, прижимая к себе. Он с нежностью смотрел на них, и я видела, как в его глазах светится гордость.
Хит вернулся. Он смягчился по отношению ко мне, хотя был суров со всеми остальными. Он тоже обрёл покой.
— Я просто хочу, чтобы они всегда любили друг друга, — тихо сказал он мне. — Я хочу, чтобы они никогда не расставались. Чтобы никогда не пришлось проходить через то же, что и мы.
— Так и будет, — заверила я его. — Потому что, несмотря на всё, что произошло между тобой и Райкером, я уверена, что вы оба любите друг друга так же сильно, как и до того, как всё пошло наперекосяк. В этом и есть сила братьев. Вы поддерживаете друг друга даже тогда, когда этого не желаете. Такая любовь нерушима.
Он задумчиво улыбнулся.
— А как насчёт любви между тобой и твоей матерью? Она тоже нерушима?
— Нет, — ответила я, откидываясь на спинку наших качелей на веранде, и он обнял меня за плечи. Я посмотрела, как наши мальчики играют на заднем дворе, и сказала: — Маме уже ничем не поможешь. Она отказывается меняться, отказывается открыть мне своё сердце, потому что оно всегда будет напоминать ей о моем отце. Даже когда она узнала правду и приняла её, она осталась слишком упряма, чтобы впустить меня обратно. Я смирилась с этим. Некоторые люди не хотят меняться. Они привязаны к своему прошлому.