неуставной длины. Жесткие морщины намекали на возраст, но
широкие плечи и прямой позвоночник указывали на способность
вспахать любую борозду. Рукава полевки закатаны, головной убор
отсутствует. За одно это можно устроить разнос. Мокшанов надул
щеки, приготовился вставлять умные замечания.
- Здравия желаю, товарищ генерал. Капитан Путилин по вашему
вызову прибыл.
На столе перед генералом чашка с кофе, карандашам если и
прыгать, то в горячей жиже. Ермаков взял карандаш, стал
постукивать по салфетке.
- Здравствуй, капитан. Говорят, приказы мои не изволишь
выполнять? Служба в патруле устраивать перестала? Или
начальник тебя не устраивает? - Генерал повернул дула зрачков на
Мокшанова.
- Служу, где приказано. Жалоб от народа не поступало. Изъятое
оружие не сдал ввиду необходимости его реального применения. В
случае захвата имеется механизм ликвидации. – Соврал Путилин, знал, что проверять времени у руководства нет.
Генерал что-то рисовал на салфетке. Глаза Андрея Викторовича
округлились от дерзости, как ему показалось, подчиненного.
Подумал, пора вставить слово:
- Тебе что, капитан, табельного оружия мало?
- Товарищ майор, вы давно в городе не были. Обстановка
немного осложнилась, смею вас заверить. - В последних словах
звучало злое раздражение.
Щеки майора превратились в помидоры. Алексий Иванович
предотвратил развитие инсульта.
- Ты не пьян часом, Путилин? Слово «субординация» так и не
выучил? Иди сюда!
Владимир подошел к столу, широкая спина закрыла сидящего
генерала.
- Ну-ка, дыхни.
Склонившись, Путилин обратил внимание на салфетку.
Частицы графита оставили след: через 20 минут черная фронтера
001 у дома 29.
- Хорошо, - несмотря на неисправность алкотестера, подытожил
любитель Траховского виски, - сейчас сдашь оружие на склад.
Чего не хватает для работы, напишешь рапорт, думаю, в
осложнившейся обстановке Андрей Викторович не откажет. Иди.
Дверь за патрульным закрылась, в тишине щелкнул замок.
Мокшанов нарушил молчание:
- Вот такой полицейский! Нет, я, конечно, выдам СВД, патроны, гранатомет. Товарищ генерал, так он такую партизанщину
разведет, не хуже Кабанова. Не дай бог, другие подражать начнут, декабря не дождемся.
- Майор, я с тобой еще не закончил. - Прервал паникера
Ермаков. – Пойдем, кабинеты проверим.
- Конечно, товарищ генерал! Может, поужинаете с нами? -
Начальник отделения не сомневался, что подчиненные навели
порядок.
Дорога от ворот в центр лагеря освещена слабо. Немецкий
внедорожник практически незаметен с теневой стороны дома. На
глухой стороне коттеджа табличка 6 просека, 29.
Мягко стукнула дверь, отгородив от влажного сумрака. В
салоне неуловимо пахло чужой беззаботной жизнью. Генерал
нажал кнопку выбора радиостанций. Длинные, короткие волны.
Никакой музыки, рекламы. Развлекаловка закончилась. Впрочем, умные речи разных ученых и богословов, тоже. Никто больше не
успокаивает отрицанием очевидного. Теперь ученые толкуют о
силе взрыва при попадании, о смещении полюсов, о проценте
выживших. Духовенство молится за всех, призывает к смирению, этот мир не последний. Может, и правда – не последний.
Размышления прервал стук в окно. Дверь открылась, на
пассажирское сиденье сел Путилин.
- Здравствуй, Владимир! Давно не виделись. – Генерал протянул
руку.
- Здравия желаю, Алексей Иванович. – Капитан искренне
ответил на рукопожатие. - Не думал, что помните меня.
- Выбирал и вспомнил. И выбрал тебя. Смотрю, ты в отличной
форме. Как ранение, не беспокоит?
Путилин соображал, к чему клонит начальник лагеря. Быть
избранником и в былые времена ничего хорошего не сулило. С
другой стороны: «дальше фронта не пошлют».
- Здоровье в норме. И физическое и психическое. Пуля на вылет
прошла. Ребро удалили, легкое зарубцевалось, перепады погоды
чувствуются. Алексей Иванович, Вас же не здоровье мое
интересует. – Владимир, как и все, стал очень ценить время.
- Ошибаешься, дорогой! Как раз здоровье и интересует! –
Генерал положил руку на рулевое колесо, в отвороте кителя
показалась рукоятка пистолета.
- Ты как реабилитационный период прошел? Обезболивающие
принимал? – В темноте желтая оболочка глаз показалась Путилину