с помощью различных фирм получают бланки с коряво
написанным адресом временной прописки. Адресок скрепляет
простенькая печать. Формально в однокомнатной квартире
проживает до 200 человек. Мигранты снимают комнаты, квартиры, занимают целые районы на окраинах города. Гастарбайтеры – в
основном молодые мужчины. Их задача – закрепиться, через пару
лет получить гражданство, вызвать родственников. Те, кому
подобное удалось, активно участвуют в госпрограмме. Населяют
страну своими детьми. У кого нет национальной пары, выполняют
программу, оплодотворяя резиденток. Брошенные своими
алкоголиками
женщины
не
нарадуются
на
работящих
квартирантов. Молодухи принимают азиатское лицемерие за
чистую монету.
Где оттянуться работяге, поглазеть на русских девок. А в парке
угостил пивом, зубы поскалил и пьяную студентку уже щупать
можно, в кустах повалять. Одному гулять в парке скучно. Говоря
по-честному, небезопасно. Гастеров называют чурками и русские и
кавказцы. Посланников гор русские тоже называют чурками, но
значительно дозированнее. В детском парке в центре крупного
приволжского города чурки чувствуют себя как в родном ауле.
Даже ишак бегает по дорожкам, запряженный в прогулочную
тележку. Летние кафе «держат» армяне. Повара и рабочие – узбеки
и таджики, официантки – русские девчонки.
С наступлением темноты кавказские мелодии преобладают в
репертуаре. В каждой кафешке несколько столов оккупированы
смуглыми парнями. Масляные взгляды раздевают подвыпивших
подружек. Раз, абрек уже скалит зубы за столиком девчонок, смешит акцентом, щелкает пальцами, не находя слов. Два, приглашает, точнее, тащит, вроде шутя, за свой столик. Три, подливает пива. Четыре, вроде случайно трогает за прелести в
ритме танца. Пять, ближайшие кусты…
Крейсером «Скуловорот» Леха Бураев шел через толпу пьяной
молодежи. В кильватере пристроился кореш. Крейсерские плечи, обтянутые майкой с надписью «Fuck you», дважды встречались с
неприятельскими бортами. Короткие удары в челюсть топили
корабли, трава на обочинах аллеи вместо ила морского дна.
Фонари освещали минное поле голов, светлыми поплавками
мелькали женские головки.
- Давненько я здесь не был, чурбанья сколько развелось, Вован!
– Обернувшись, перекричал музыку Леха. Толерантностью не
страдал
- Их сейчас везде полно, как будто в Самарканде живем! –
Вован в армии не служил, процесс ассимиляции происходил на его
глазах.
- Пошли в «Три пеликана», - Леха через головы посмотрел в
сторону мигающего огнями кафе.
- Там пацанов подождем, может, мормышек каких склеим.
Вован недовольно скривил лицо в спину дружбана, но молча
пошел вслед.
Навес с надписью «Три пеликана» и рисунком носатой птицы
колыхался от ветра над десятком пластиковых столов, огороженных мореными досками. Справа от входа через резные
бруски мангал, похожий на модель закопченного паровоза со
срезанным котлом. Рядом стойка со спиртным, цены как в
ресторане. Между мангалом и стойкой два шага до двери в
разрисованный вагончик. Кухня и спальня поваров и рабочих. Там
же не брезговали спать официантки. Слева диффузоры колонок
извиваются восточными мелодиями, столы сдвинуты, в центре
прищелкивающих пальцами парней подвыпившие телки.
Леха осмотрелся в калейдоскопе огней, сквозь дымоган светлая
голова показалась знакомой. Огибая столики, подошел ближе.
- Юлька, привет! Как делища? – Леха широко улыбался, глядя
только на блондинку. Встретить детскую любовь на второй день
прихода из армейки – это знак.
Юлька повела глазами, зрачки сфокусировались в синей
оболочке. Проекция высокого парня с задней стенки глазного
яблока неторопливо достигает мозга.
- Лешенька, привет! – Девушка бросает сигарету, вскакивает с
протянутыми руками. С визгом прыжок обезьяны на пальму.
Короткий поцелуй, изо рта пахнет табаком и кислятиной. На такие
мелочи Леха не обращает внимания. В его объятиях девичье тело.
Груди, бедра прижимаются к измученному спермотоксикозом
организму. Отодвинувшись, Леха видит сияние глаз и зубов.
Пьяная Юлька очень рада встрече.
- Оставь моя девушка!
Только сейчас Леха заметил, что за столиком поднялись два