— Рафаэль! — закричал он и побежал за ним, в темноту и на освященную землю.
Рафаэль прыгнул на надгробие и приземлился, балансируя на нем. Его вьющиеся волосы раздувало ветром с тонкого лица, тело выгибалось, пальцы цеплялись за мраморные края. Зубы были обнажены от ужасных клыков до десен, а глаза были черными и безжизненными. Он был похож на привидение, кошмар, пришедший в ярость от могилы. Меньше человеческого, еще меньше души, чем у любого дикого зверя.
Он прыгнул. Не на Магнуса, а на внешний край кладбища. Он оказался на другой стороне.
Магнус погнался за ним. Рафаэль качнулся и прислонился к низкой каменной стене, будто едва мог стоять на ногах. Кожа на его руках заметно покрылась волдырями. Он выглядел так, будто в агонии хотел сорвать остальную часть кожи, но у него не было сил.
— Что ж, ты это сделал, — заметил Магнус. — Под этим я имею в виду, что у меня почти случился сердечный приступ. Теперь не останавливайся. Еще не вечер. Что еще ты собираешься выкинуть, чтобы снова меня расстроить?
Рафаэль взглянул на него и ухмыльнулся. Не доброе выражение лица.
— Я снова сделаю то же самое.
Магнус предположил, что он просил об этом.
Когда Рафаэль снова пробежал по освященной земле не один раз, а десять, а потом прислонился к стене, выглядя изнуренным и потерянным, и до тех пор, пока был слишком слаб, чтобы бежать, стоял у стены и бормотал сам себе, сначала задыхаясь, а потом выговаривая слово — имя Бога.
Он давился кровью, когда говорил, кашлял и продолжал шептать:
— Dios. Боже.
Так долго, как только мог Магнус продолжал смотреть на него, слишком слабого, чтобы стоять и все еще причинять себе боль.
— Рафаэль, ты не думал, что сделал достаточно?
Как и следовало ожидать, Рафаэль посмотрел на него.
— Нет.
— У тебя есть вечность на то, чтобы узнать, как это делать и как контролировать себя. У тебя…
— Но у них нет! — выпалил Рафаэль. — Dios, ты ничего не понимаешь? Единственное, что у меня осталось — это надежда увидеть их, не разбить маме сердце. Мне нужно ее убедить. Мне нужно это сделать идеально и в ближайшее время, пока она все еще надеется, что я жив.
В этот раз он произнес «Dios», практически не дрогнув.
— Ты очень хороший.
— Для меня уже невозможно быть хорошим, — твердым голосом произнес Рафаэль. — Если бы я все еще был хорошим и храбрым, то сделал бы то, что захотела бы моя мама, узнав правду. Я бы вышел на солнце и покончил со своей жизнью. Но я эгоистичное, злое, бессердечное чудовище и все еще не хочу сгореть в адском пламени. Я хочу увидеть свою м-маму, и я увижу. Увижу. Увижу!
Магнус кивнул.
— Что, если бы Бог мог тебе помочь? — мягко спросил он.
Он практически сказал: «Что, если все, во что ты верил, неверно, и тебя по-прежнему можно любить и простить?».
Рафаэль упрямо покачал головой.
— Я один из Детей Ночи. Я больше не Его дитя, больше не под Его бдительным оком. Бог не поможет мне, — хриплым голосом проговорил Рафаэль, говоря полным ртом крови. Он снова выплюнул кровь. — И Бог меня не остановит.
Магнус снова не стал с ним спорить. Во многих смыслах Рафаэль был по-прежнему слишком молод, и весь его мир рухнул. Все, что имело смысл в этом мире, — это его убеждения, и он будет цепляться за них, даже если они будут говорить, что он безнадежно потерян, проклят и уже мертв.
Магнус даже не знал, будет ли правильным попытаться забрать у него эти убеждения.
Той ночью, когда Магнус спал, он проснулся и услышал низкий пылкий шепот голоса Рафаэля. Множество раз Магнус слышал, как люди молились, и узнал этот звук. Он слышал имена, незнакомые имена, и гадал, принадлежали ли они друзьям Рафаэля. Потом он услышал имя Гваделупе, матери Рафаэля, и понял, что остальные имена, должно быть, принадлежали его братьям.
В то время, как смертные призывали Бога, ангелов и святых, монотонно произносили молитву, перебирая четки, Рафаэль произносил единственные имена, которые были священными для него и не обжигали языка. Рафаэль призывал свою семью.
Как у соседа по комнате у Рафаэля было множество недостатков, не касаясь его убежденности в том, что он — чертова проклятая душа, или даже того, что в душе он использовал слишком много мыла (хотя никогда и не потел, и вряд ли ему нужно было так часто мыться) и никогда не мыл посуду. Когда Магнус указал ему на это, то Рафаэль ответил, что он никогда не ест и поэтому его посуду не нужно мыть, как и самого Рафаэля.
Еще один недостаток стал очевиден в тот день, когда с нежданным визитом нагрянул Рагнор Фелл, Верховный Маг Лондона и огромное вечное зеленое бельмо в глазу Магнуса.
— Рагнор, какой приятный сюрприз, — сказал Магнус, широко распахивая дверь.
— За путешествие я заплатил одному нефилиму, — сказал Рагнор. — Им нужно было заклинание.
— А моя очередь была слишком длинной. — Магнус печально кивнул. — Я пользуюсь большим спросом.
— А ты постоянно дерзишь Сумеречным охотникам, поэтому они все тебя не любят, за исключением нескольких своенравных мятежных душ, — сказал Рагнор. — Сколько раз я говорил тебе, Магнус? Веди себя профессионально в профессиональной обстановке. Что означает не грубить нефилиму, а также не привязываться к нефилиму.
— Я никогда не привязывался к нефилиму! — возразил Магнус.
Рагнор закашлялся и посреди кашля произнес что-то вроде: «Блерондейл».
— Ну, — сказал Магнус. — Практически никогда.
— Не привязываться к нефилиму, — повторил Рагнор. — Уважительно говорить со своими клиентами и оказывать им те услуги, какие они пожелают, а также предоставлять магию. Свою невоспитанность оставь своим друзьям. Кстати, в этом веке я тебя не видел, а ты выглядишь даже ужаснее, чем обычно.
— Грязная ложь, — сказал Магнус.
Он знал, что выглядел невероятно стильно. На нем был удивительный парчовый галстук.
— Кто там у двери? — донесся из ванной властный голос Рафаэля, а потом вышел и он сам, завернутый в полотенце, но, как и всегда, выглядящий при этом важно. — Я говорил тебе, Бейн, что ты должен организовать обычные рабочие часы.
Рагнор прищурился на Рафаэля. Тот злобно посмотрел на него в ответ. В воздухе, определенно, повисло напряжение.
— О, Магнус, — сказал Рагнор и прикрыл глаза большой зеленой рукой. — О, нет, нет.
— Что? — озадаченно спросил маг.
Рагнор резко опустил руку.
— Нет, ты прав, конечно. Я веду себя глупо. Он вампир. Он только выглядит на четырнадцать. Сколько тебе лет? Бьюсь об заклад, ты старше любого из нас, ха-ха.
Рафаэль посмотрел на Рагнора, как на сумасшедшего. Магнус нашел весьма забавным, что кто-то по-другому взглянул на эту ситуацию.
— Сейчас мне было бы шестнадцать, — медленно произнес Рафаэль.
— О, Магнус! — завыл Рагнор. — Это отвратительно! Как ты мог? Ты сошел с ума?
— Что? — снова спросил Магнус.
— Мы договорились, что восемнадцать — это нижний предел, — сказал Рагнор. Ты, я и Катарина дали обет.
— Об… О, погоди. Ты думаешь, что я встречаюсь с Рафаэлем? — спросил Магнус. — Рафаэль? Это смешно. Это…
— Это самая отвратительная идея, которую я когда-либо слышал.
Голос Рафаэля взлетел к потолку. Возможно, даже люди на улице его слышали.
— Немного громко, — сказал Магнус. — И, честно говоря, оскорбительно.
— Если бы я захотел предаваться неестественным занятиям… и позвольте прояснить, что я, конечно, этого не делаю, — презрительно продолжил Рафаэль, — можно подумать, я выбрал бы его. Его! Он одевается, как маньяк, ведет себя, как дурак, и рассказывает шутки ужаснее, чем бросающие каждую субботу тухлые яйца мужчины возле «Дью Дроп».
Рагнор начал смеяться.
— Мужчины лучше тебя просили о возможности выиграть все это, — пробормотал Магнус. — Они сражаются на дуэли в мою честь. Один мужчина сражался на дуэли в мою честь, но было немного неловко, поскольку все давно прошло.
— Ты знаешь, что иногда он часами проводит в ванной? — беспощадно заявил Рафаэль. — Он тратит свою магию на волосы. На свои волосы!