– Ничего вы не знаете, дерьмец. Вы слепы!
– Это не личное дело, так что напрасно вы переходите на личности. Вы наверняка справитесь лучше, намного лучше. Верно я говорю? Итак, расскажите мне обо мне.
Конрад Макглассон обжег его взглядом.
– Вы не из полиции.
– Тут пятидесятипроцентная вероятность случайного попадания. Так и я бы мог. Ну же, Конрад, расшевелитесь немножко. Впечатлите меня.
– Русский – акцент еще чувствуется. Многоразовая теломер-терапия, причем хорошего качества. Вам больше ста, но вы это успешно скрываете. Работаете над собой: осанка, одежда. Одежда важна, она указывает на положение. Вы не цепляетесь за привычное и удобное: держитесь в струе моды. Вы высокомерны и самоуверенны, вы легко меня нашли, значит, за вами большие деньги. Это корпорация, а не частное состояние. Вы отслужили срок в рядах, но теперь слишком важная шишка, чтобы возглавлять тактическую группу, а значит, раз вы здесь лично, я дорого стою. Я в этом уверен, потому что окружающие забеспокоились – здесь вдруг ужасно упал интернет. Ваша работа. Вы хотели помешать мне кого-нибудь предупредить. Такое дорого обходится и в политическом, и в денежном выражении. Вы – большой чин в безопасности «Связи».
Конрад приветственным жестом поднял свой бокал с пивом.
– Неплохо, – признал Юрий. – Настоящий маленький Шерлок Холмс.
– Так чем я так ценен? Что вы здесь делаете?
Юрий, достав карточку, велел Борису вывести на нее снимок Горацио. Когда он положил карточку рядом с бокалом, Конрад кинул на нее беглый взгляд.
– Вы его сводили? – спросил Юрий.
– Нет.
– Хорошо, допустим пока. Но ваш круг узок, таких, как вы, не может быть много.
– Это вопрос?
– Нет. Я действительно впечатлен. Любой Тьюринг выше Ген 5 сделает такую же работу, но ему для этого потребуется доступ к тысячам базам данных. А вам только посмотреть. Просто чудо. – Юрий стукнул пальцем по карточке. – Что вы видите?
– В нем? Пустое место, что создает парадокс, поскольку вы так отчаянно его ищете.
– Никакого парадокса. Парень и в самом деле пустое место. Беда ваша в том, что он знаком кое с кем, кого никак не назовешь пустым местом. Так что расскажите мне, что вы видите. Под какой заказ вы бы его сводили?
– Чисто гипотетически, не так ли?
– Мне на вас плевка-то жалко. Вся ваша ценность – в сведениях, которые вы мне сегодня предоставите. Никаких сделок не предлагаю. Ну? Для чего бы вы его искали?
Конрад потер виски ладонями:
– Ладно, это вот как делается. У вас есть клиент, может, он хочет добыть сведения о компании, может, он мелкий держатель акций, замешан в дерьмо корпорации и…
– Нет.
– Что?
– Мне насрать на все компании. Я – серийный убийца, богатый мерзавец, подлее любого политика. Копы смыкают кольцо, и мне нужен выход.
– Что?
– Мне нужно новое тело. Чтобы пересадить в него свой мозг.
– О нет. Нет-нет-нет! Это вы зря! Вы представления не имеете, во что ввязываетесь.
Юрий склонился к нему, чувствуя, как разгорается от волнения кожа. Реакция Конрада была первым свидетельством, что пересадка мозга – не обязательно выдумка.
Конрад, конечно же, заметил его реакцию и поморщился.
– Идите себе, дружище. Передайте своему боссу или кто там дергает вас за ниточки, что ошиблись. Люди, о которых вы расспрашиваете, не питают почтения к вашему положению. Вы наживете себе на задницу кого-нибудь вроде Меланомы – если не хуже.
– Я думал, хуже нее не бывает.
Юрий знал, кто такая Меланома – носившая это имя потому, что рано или поздно добивала свою жертву вернее раковой опухоли. Она оказывала тайные услуги богатым, но не ладящим с законом, подумать только! Она всегда выполняла то, за что бралась, и ни разу не взялась ни за что хоть отдаленно законное – вероятно, подозревая в законных предложениях ловушку. Ее боялись и уважали все коллеги по цеху, а арестовать ее мечтал каждый представитель закона в системе Сол.
– Бросьте вы это дело! – умолял Конрад.
– Если вам так будет легче, считайте меня противоположностью Меланоме. Мне нужны вы. Получив от вас то, что мне надо, – и только тогда – я оставлю вас в покое.
– Это для нас обоих смертный приговор, понимаете?
– Вполне. Но просто чтобы и вы поняли: если те люди меня не боятся, они исключительные глупцы.