Хоакин вжался в сиденье, тяжело задышал от ужаса.
– Так на чем мы остановились? Ах да, я собирался кое-что сказать. Считай, каждый вопрос на десять очков. Или, в твоем случае, вопрос на «этот палец на левой ноге останется при тебе». Батист Девруа. Где он?
– Теперь мне можно говорить?
– Теперь можно. Но коротко и по делу, договорились?
– Он – мой кузен. Я его даже никогда не видел. Честно.
– Но связь вы поддерживаете, не так ли?
– Немножко. Может быть… да.
– Больше не будете. Где-то с час назад ты уже не смог бы и, собственно, больше не сможешь услышать ни слова от кузена Батиста – да и никто не сможет.
– Что вы с ним сделали?
– Я – ничего. Им занималось наше лондонское подразделение.
– Лондонское подразделение. Что вы за люди?
– Такие люди, злить которых решится только крайне тупой засранец.
– Дерьмо на палочке!
– Ты слишком много говоришь, Хоакин.
– Извините. Я сожалею.
– Разумеется. А теперь решай, как далеко ты готов зайти, покрывая кузена и его друзей, и какую часть себя готов ради них потерять. Дошло?
– Да.
– Итак, кузен Батист кое-кого вчера сюда прислал, верно?
Хоакин поспешно закивал.
– Хорошо, умница. Значит, осталось два вопроса. Первый: зачем?
– Я не знаю, поверьте, матерью клянусь на хрен – я не знаю, куда их отправляют.
Юрий напрягся.
– Их?
– Да. Батист присылает их каждую пару месяцев. Этих людей привозят сюда в Бронкал, здесь накачивают тяжелой химией, погружают в крепчайший сон. Вроде комы. И опять куда-то отправляют.
– Зачем? – Даже зная, как дорога каждая секунда, Юрий не удержался от вопроса. – Для чего? Что с ними делают?
– Не знаю я, на кой хрен они понадобились, парень. Я с ума не свихнулся вопросы задавать. Думаю, какой-то жутко богатый тип извращается по полной. В смысле на кой черт нормальному человеку пачка мужиков без сознания?
– Очень хороший вопрос, Хоакин.
– Не знаю я! Правда. Прошу вас, я не знаю! Мое дело – машины. Я делаю новую регистрацию на фургоны. И все!
– Допустим пока. Второй вопрос. Вчера Батист похитил моего друга, порядочного парнишку по имени Горацио Сеймур.
Хоакин принялся раскачиваться всем телом.
– Нет, нет, нет! Меня убьют! Прошу вас!
– Мы знаем, что Горацио доставили сюда, в Бронкал… – Юрий прищелкнул пальцами, повернулся к Джессике. – Когда?
– Фургон прошел коммерческий транспортный хаб тридцать один час назад, – подсказала она.
– Спасибо. Тридцать один час назад. Потом фургон ушел в порт. Куда именно?
– Прошу вас, – проскулил Хоакин.
– Ах, а ты делал такие успехи! – Юрий протянул руку, штурмовик вложил в нее охотничий нож.
– Черт… ладно. Господи! – Хоакин безумными глазами уставился на клинок. – В комплекс биореактора. – Плечи у него бессильно обвисли. – Ну, вот, это все. Отпустите меня, пожалуйста.
Юрий ударил ножом. Хоакин взвизгнул. И, в ужасе опустив глаза, увидел, что клинок вошел в сиденье в сантиметре от его паха.
– Упс, промазал, – проговорил Юрий. – Дай мне еще одну попытку, вдруг попаду точнее, ведь реактор охрененно большой, сам понимаешь.
– Корпус семь. Их увезли в корпус семь!
Бронкал существовал ради причалов. Они расположились на краю «легких» Алтеи – на широком участке плато, до самого обрыва занятого болотами. Болота были пронизаны каналами, которым не давала «зарасти» флотилия землечерпалок и по которым во все концы ходили баржи. Они день ото дня причаливали к биореактору на краю равнины с грузом свежевыращенных кислородных водорослей. Затем пыхтели обратно по каналам, мощными дугами выбрасывая сине-зеленую слизь на удобренную землю. Генмодифицированные водоросли тридцать восемь лет в ходе фотосинтеза выделяли кислород, чтобы люди смогли дышать в атмосфере Алтеи. И баржам предстояло потрудиться еще не меньше пятнадцати лет, пока климатологическая комиссия сената Сол не наградит Алтею полным сертификатом.
Добрых семьдесят процентов трудоспособного населения Бронкала работали на реакторном комплексе в порту, и потому восемь из двадцати пяти городских хабов располагались в том же районе. Юрий приказал закрыть их вместе с транспортным хабом, тоже прилегавшим к причалам.