— Знаю.
Ее уверенный ответ явно привел врача в замешательство. Возможно, он ожидал спора, оправданий, неизбежных вопросов… Когда врач понял, что Дениза не скажет больше ничего, то кашлянул и продолжил:
— Здесь есть пометка, что мальчика обследуют не впервые…
Дениза кивнула:
— Да.
Врач порылся в бумагах.
— Но я не нахожу здесь других заключений.
— Я их вам не показала.
Он слегка приподнял брови:
— Почему?
Дениза положила сумочку на колени и, помедлив, наконец спросила:
— Могу я быть откровенной?
Врач пристально взглянул на нее, а потом откинулся на спинку кресла.
— Конечно.
Дениза посмотрела на сына, потом вновь перевела взгляд на врача:
— В течение последних двух лет Кайлу раз за разом ставили неверные диагнозы: глухота, аутизм, отставание в развитии, синдром дефицита внимания… а потом… Вы знаете, каково слышать такое о своем ребенке, долго верить во все это, читать справочники и наконец смириться — а затем узнать, что специалисты ошиблись?
Врач промолчал. Дениза поймала его взгляд.
— Мне известно, у Кайла проблемы с речью, и поверьте, я прочитала о прогрессирующих расстройствах слуха все, что нашла. Но все же я хотела, чтобы ребенка посмотрел независимый специалист, который сказал бы, чем я могу помочь сыну. Ведь Кайлу приходится общаться не только со мной.
— Значит… все это для вас не новость?
— Нет.
— Он занимается по специальной программе?
— Я работаю с ним дома.
Врач помолчал.
— Он посещает психолога?
— Нет. В прошлом году три раза в неделю ходил на занятия, но это не помогло. Кайл продолжал отставать, поэтому в октябре мы бросили. Теперь с ним занимаюсь только я.
— Так… — Судя по всему, врачу это не понравилось.
Дениза прищурилась.
— Ваши тесты показывают, что у Кайла уровень развития двухлетнего ребенка, но это огромное достижение по сравнению с тем, что было. В прошлом году никакого прогресса вообще не наблюдалось…
Не отрывая глаз от дороги, Дениза подумала о Бретте Косгроуве, отце Кайла. Он был из тех, кто привлекает внимание женщин, — высокий, худой, с темными глазами и угольно-черными волосами. Она увидела его на вечеринке в окружении большой компании — судя по всему, Бретт привык быть в центре внимания. Тогда Денизе было двадцать три, она ни с кем не встречалась и второй год работала в школе. Дениза спросила у своей подруги Сьюзен, что это за парень. Оказалось, что Бретт приехал в город всего на пару недель, в командировку, — он работал в какой-то фирме. Но Денизе было все равно, что он нездешний. Их взгляды то и дело встречались, а через сорок минут Бретт подошел знакомиться.
Что стало причиной случившегося? Гормоны? Одиночество? Минутный порыв? Так или иначе, Дениза и Бретт ушли с вечеринки в двенадцатом часу, выпили в баре, развлекая друг друга анекдотами, пофлиртовали, ни на минуту не забывая о том, ради чего уединились, и в итоге переспали. Больше Дениза не видела Бретта. Он вернулся в Нью-Йорк, к прежней жизни. И вероятно, к тамошней подружке. А Дениза пошла своим путем.
Поначалу она считала произошедшее пустяком, но через месяц, сидя на полу в туалете в обнимку с унитазом, Дениза заподозрила неладное. Она пошла к врачу, который подтвердил ее подозрения.
Она забеременела.
Дениза оставила сообщение на автоответчике Бретта; через три дня он перезвонил, выслушал, раздраженно вздохнул и предложил заплатить за аборт. Дениза, ревностная католичка, отказалась. Бретт в ярости поинтересовался, как это вообще произошло. Дениза ответила: «Думаю, ты в курсе». Он спросил: «Ты уверена, что ребенок от меня?» Дениза закрыла глаза, чтобы успокоиться, и сказала: «Да». Он снова предложил сделать операцию, и она опять отказалась. «Тогда чего ты хочешь?» — «Ничего, просто ты должен знать». Бретт предупредил, что будет судиться, если она вздумает потребовать алименты. Дениза сказала, что ничего не ждет, — пусть лишь ответит, интересует ли его судьба ребенка. Бретт задумался и наконец сказал: нет, у него невеста.
С тех пор Дениза с ним не общалась.
По правде говоря, проще было защищать Кайла перед врачом, чем смотреть в лицо истине. Дениза сильно беспокоилась. Конечно, мальчик достиг некоторых успехов, но его речевые навыки оставались на уровне двухлетнего ребенка — особенно радоваться нечему, ведь Кайлу почти пять.