Культурное наследие эпохи складывается и состоит не из одних только значительных явлений. Нельзя оставлять без внимания и более скромные свидетельства деятельности талантливых художников, которые внесли свой вклад в общее развитие национальной культуры.
Казалось бы, мастера изобразительного искусства Древней Руси последовательно придерживались незыблемых канонов, продиктованных основным содержанием христианской религии. Пластическая система иконописи исключала всякую возможность конкретизации изображаемого события, не допускала какой-либо индивидуализации изображений святых. Однако находя самые разнообразные решения в рамках строгого канона, древнерусские живописцы достигали подлинных высот совершенства формы и чистоты стиля. Накопленные в течение столетий художественное мастерство и профессиональное умение не могли исчезнуть бесследно. Живописцы второй половины XVII века, осваивающие навыки парсунного письма, художники петровского времени и выдающиеся русские портретисты восемнадцатого столетия всегда черпали из неиссякаемого родника иконописного искусства, сознательно или несознательно заимствуя все лучшее, что было создано его крупнейшими представителями. В книге «Два века русского искусства» А. Эфрос писал: «Перенимая западный «манер», петровское искусство не растворялось в европеизме и не совпадало с ним без остатка, полностью. Как бы мала и закрыта она ни была, должна была охраняться и продолжаться жизнь старорусской изобразительности, ее скрещение с новыми формами, ее перерастание в новое искусство. Исконная художественная система распалась, и ее единство уничтожилось, но, распадаясь, она выделила и передала по наследству те элементы, которые были жизнеспособны и могли срастись с новыми началами. Именно эти древние частицы удержались и заново скрестились с господствующим петровским европеизмом, создав два капитальных явления, раздельно постигаемых, но не разрывно существующих: древнерусская традиция не широко, но цепко удерживала свое место в новаторстве, а европейский «манер» неспешно, но неуклонно перестраивался на русский лад».
Для развития русской портретной живописи на всем протяжении XVIII века характерен постоянно растущий интерес художника к внутреннему миру своих героев. Иногда эти проблемы настолько поглощают живописца, что элементы технического совершенствования и формального мастерства отодвигаются у него на второй план. У русских живописцев особенно ярко проявляется стремление отобразить тончайшие движения человеческой души. Опыт, приобретенный за границей и во время совместной работы с приехавшими «на ловлю счастья и чинов» западными художниками, отечественные мастера соединили с неувядающими традициями национального искусства. Ф. Буслаев утверждал: «Как бы искусственно ни сложилось наше образованное общество и как бы случайно ни возникла наша академическая школа живописи, но никакие соображения не могут отказать в заслугах молодому на Руси искусству, которое такою смелою рукой завладело иноземными средствами техники, что вполне умело передать мельчайшие оттенки новых на Руси чувств и мыслей, навеянных западной образованностью».
В начале второй половины восемнадцатого столетия создается огромное множество портретов, предназначенных к украшению повсеместно строящихся дворянских усадеб. Каждый вельможа стремился запечатлеть для потомства свою персону. Не всякому заказчику везло на мастеров класса Вишнякова, Антропова, Аргунова или Островского, но и среди авторов, оставшихся безымянными, были незаурядные живописцы. Во многих музеях России выставлены портреты того времени, и они привлекают по сей день выразительной простотой живописной трактовки, незамысловатостью повествования и вместе с тем убедительной силой эмоционального воздействия.
И. Белоногов. Восточный вид города Ярославля. XIX век.
Неизвестный художник. Портрет мужчины с книгой. Первая половина XIX века. До и после реставрации.