Трава Гришке казалась осыпанной битым стеклом. Ощущение было настолько сильным, что он, сняв башмаки, осторожно погружал ноги в прохладную траву, словно боялся пораниться. Маэстро молча шел рядом.
— Неплохо бы рыбкой заняться. — Он огляделся. — Как думаешь?
— У меня под орехом на берегу удочка…
— Ну, Григорий! — Маэстро потер руки.
Они вышли на берег. Ореха, под которым Гришка спрятал удочку, на месте не оказалось — он со слоем земли сполз в воду. На сером пористом камне сидел чернобородый человек в серой рубашке. Он внимательно рассматривал дерево.
— Что за наваждение? — не мог прийти в себя Гришка. — Еще вчера я лежал под орехом, а теперь хоть вплавь добирайся… Просто чудо какое-то!
— Занятно, — сказал маэстро. — Конечно, чудо.
Бородач поднял голову. Глаза его заблестели.
— Кто это? — спросил Гришку маэстро.
— Диомид, — ответил Гришка.
Маэстро глянул в глаза Диомида, отвернулся и тихонько пошел к кустам.
— Я сейчас, — сказал он Гришке.
Между тем берег ожил. С десагами[6] и плетеными корзинами потянулись крестьяне. Один из мужиков с корзиной, из которой вытягивали длинные шеи откормленные гуси, присел неподалеку от бородача. Диомид, сверкнув глазами, подхватился и побежал к реке.
— Господи! — закричал он звонко. — Прости меня, грешного, раба твоего недостойного, за неверие мое сатанинское. Как отмолить мне мой тяжкий грех?!
И он пал на колени и пополз в воду.
— Что с вами? — Гришка решил, что Диомид сошел с ума. — Куда вы?
Но тот повернул к нему безумное лицо, прошипел:
— Молчи, дурак…
Крестьянин встал, почесал затылок и направился к «грешнику». «Грешник» посмотрел на крестьянина и с удвоенной энергией принялся каяться. Он подполз к воде, коснулся ее губами, закричал:
— Сам видел! Глазами недостойными зрел! Чудо! Господи, за что мне откровение твое всевышнее?
— Что с ним? — спросил крестьянин.
— Не знаю, — развел руками Гришка. — Маэстро, — он огляделся. — Где же вы, маэстро?
В это время гуси, которым надоело томиться в ожидании хозяина, спокойно вышли из корзины и направились к реке.
— Стойте, — закричал крестьянин и, забыв о «грешнике», по колено стоявшем в воде, кинулся ловить за крыло гусака. Стали собираться люди. «Грешник» уже по грудь торчал в воде.
— Чудо! Рука господня подняла и в воду опустила. Сам видел… Червь точил его сатанинский.
— И правда, бабоньки, — сказала старуха в черном платке. — Орех на бугре стоял, а теперь в воде прохлаждается.
— Что там? — спрашивали в толпе.
— Гром в землю ударил, — отвечала старуха. — Дух святой на Диомида сошел.
— Брехня, — волновался Гришка. — Не слушайте вы бабку Ефросинию.
— Стыдно, парень, — совестил Гришку сельский пьяница Стругураш.
— Предупреждение получил? — строго спросил его Гришка.
— Получил.
— Выводы сделал?
— Цельные сутки не принимал…
— Порядок. А теперь — ступай.
Стругураш, опасливо озираясь, побрел от Гришки прочь.
— Это же оползень, — сказал Гришка толпе.
Люди зашумели.
— Парень дело говорит.
— Конечно, оползень!
— Что же еще?
— Может и оползень, — неожиданно легко согласилась Ефросиния. — А только и он сам на свет не родился. Ты, Гришка, в клубе торчишь? Ну и торчи. А в наши дела не суйся.
— Рука господня подняла и опустила, — тянул свое в реке «грешник». Он вышел на берег, пал на колени и стал целовать землю.
— Мать сыра земля! Уйми ты всякую гадину ползучую от приворота-оборота и дела лихого, поглоти ты силу нечистую в бездны кипучие, в смолу горючую, утоли ты все ветры полуденные с ненастьем, уйми пески сыпучие с метелью…
Бабка Ефросиния рухнула на колени и заплакала, запричитала…
И поползли по селу слухи о том, что ночью на реке совершилось чудо. Доброму человеку лик господен явился, дух на него сошел. И ударил гром с неба, и понесла рука господня орех в реку, дабы исцелить его раны глубокие, от червя сатанинского избавить!
В селе над этими слухами посмеивались. Кто же в Молдавии не знает, что такое оползень?
На кладбище
Уже не один день ребята охотились за Панаитом. Димка рассказал приятелю о человеке в серой кепке. И вот, наконец, они увидели его на рынке. Он не спеша прошелся вдоль рядов, внимательно приглядываясь к лицам колхозников. С ним вежливо здоровались.
— Кого он ищет? — спросил Димка Иона.
— Не тебя, конечно.
На корзине с дынями сидел маэстро и, щурясь от солнца, курил.