Я подняла дрожащие пальцы к лицу и потерла круги под глазами. Фиби взяла мою руку и опустила ее на колени.
— Я помню, что она делала странные вещи со мной, практически пряча, кем я была.
Одинокая слеза скатилась из глаза Фиби.
— Она пыталась скрыть твою невероятную красоту... Не хотела, чтобы ты привлекала внимание последователей... брата Луки
Реальность и весь ужас причины, по которой действовала моя мать, нахлынул на меня, и я не смогла удержать свое тело от дрожи.
Фиби заметила и положила руку мне на колено.
— Это правда, — сказала я, дрожащим голосом.
— Что?
— Что моя мать соединилась с Сатаной и... они вместе создали меня.
Фиби выдохнула, но неохотно кивнула.
— Да.
— Значит все обо мне правда, сестра? Я настоящая грешница.
Фиби потупила взор, затем посмотрела на меня сквозь ресницы.
— Но ты в Новом Сионе и теперь будешь спасена, Далила.
Я кивнула автоматически, но внутри была сломлена. Фиби, заметив, что у меня больше не было желания разговаривать, подошла к подносу на ночном столике, который, она, должно быть принесла. Затем она двинулась ко мне с ножницами в руках.
— Я освобожу тебя от веревок.
Я вытянула руки и ноги, и Фиби разрезала веревки. Мои кости болели в тех местах, где веревки натирали плоть, а кожа стала ярко-красной и покрылась волдырями.
Но я не чувствовала боли, все чувства поглотила абсолютная покорность. Кай и Мэй пытались убедить меня, что я ошибалась и не была соблазнительницей, что Пророк и старейшины убежали меня в этом, чтобы контролировать и заставлять исполнять их волю. Но услышав, что моя мама действительно соединилась с Сатаной и пыталась покаяться, я поняла все, что мне нужно было знать.
Я, Далила, была Окаянной... и находилась под влиянием внешнего мира.
— Ты можешь ходить? — спросила Фиби, и я машинально кивнула.
— Тогда мы должны прогуляться. Уверена, ты очень хочешь увидеть новую общину. Порок Каин собрал все общины в одном месте.
Это привлекло мое внимание.
— Другие общины?
Фиби вытянула руку, я приняла ее, и она потянула меня на ноги. Я стиснула зубы, так как мои лодыжки болели, но боль уходила под влиянием любопытства.
— Да, все общины. По всему миру их были сотни. После нападения и смерти пророка Давида, пророк Каин взошел на его место и вместе с советом старейшин привезли нас сюда.
Растерянный взгляд на моем лице, должно быть, дал понять Фиби о моем удивлении.
— Ты не знаешь этого, Далила?
Я покачала головой.
— Тогда где по-твоему ты жила, прежде чем была названа Пророком Окаянной?
Мое сердце заколотилось быстрее.
— Я... я думала, что бы на другой стороне той же самой общины. Но… но я не помню многое из своего детства, поэтому никогда особо не задумывалась. Всю мою жизнь мы, Окаянные, держались отдельно от других. Взаимодействие с другими избранными было запретным, было слишком опасно для их душ открываться блудницам.
Фиби кивнула понимающе, но потянула меня к двери. Я вырвала свою руку.
— Подожди! Не думаю, что пророк Каин изменил правила для меня. Мне запрещено покидать эти покои.
Фиби посмотрела на дверь.
— Мы будем держаться отдаленного пути. Нас никто не увидит. У нас есть час, до того брат Мика придет за тобой. Сейчас все на утреннем богослужении, а мне поручено следить за тобой.
— Почему ты? — спросила я.
Фиби улыбнулась, и по ее щекам начал расползаться румянец.
— Я привилегированная сестра... — Я нахмурилась, и Фиби откинула волосы назад. — Я являюсь супругой брата нашего Пророка, Иуды. Я занимаю высокий статус среди женщин.
Фиби выглядела такой гордой, что была приближена к Иуде, но единственный раз, когда я видела этого мужчину, я чувствовала только холодность.
— Пойдем. Нужно многое увидеть, — сказала Фиби восторженно, утягивая меня через дверь и под утреннее солнце.
***
Знакомый голос пророка Давида доносился из громкоговорителей, и я не могла поверить своим глазам перед Священным кругом.
Я усиленно моргала, полагая, что вижу неправду. Мои руки дрожали, а дыхание замедлилось. Они были повсюду — сотни и сотни людей... без одежды, они извивались в траве от удовольствия. Мужчины развратно соединялись с женщинами, женщины развратно соединялись с мужчинами.
Это было гедонистически и откровенно. Звуки удовольствия наполняли утренний воздух. Я никогда не видела ничего подобного. Это не было Данью Господней. Это было грешно, неправильно.