— Да, — вскрикнула я. — Я предана нашему Господу и спасителю Иисусу Христу... и моему Пророку.
— Тогда что, бл*дь, случилось с твоим: «не судить гребаного ближнего», «возлюби гребаного ближнего своего» и, черт побери, «люби и прощай грешников» дерьмом? Потому что из твоего рта я слышу только гребаную лицемерную ерунду и неодобрительные проповеди.
Я сидела с открытым ртом, когда он добавил:
— Да, нечего сказать, Ли? Потому что сейчас ты слышишь, как испорчено ты и твоя гребаная вера звучите.
— Моя вера не испорчена! — защищалась я. Я ничего не могла поделать, но подумала, что некоторые замечания Кая могут иметь основания.
Я вздохнула, поерзала на месте и сказала:
— Но...
— Но? — спросил Кай, улыбка угрожала расцвести на его губах.
— Но ты прав. Я не должна осуждать других за свободный дух. Я никогда не думала, что мое видение клуба в этом смысле так ошибочно, — признала я. На этот раз я была награждена широкой, убийственно красивой улыбкой Кая, и она была потрясающей.
Покалывание между моих ног вернулось, и я надеялась, что оно пройдет, прежде чем Кай заметит, что со мной что-то не так... потому что со мной и правда было что-то не так... я была развращена... Каем. Ощущения, которые возникали рядом с ним, было почти невозможно выдержать.
Когда успокоилась, я обдумала слова Кая и сказала:
— Если не брать в расчет прошение и осуждение, ты действительно должен стремиться не грешить, ради своего спасения, Кай.
— Спасения? Ты думаешь, меня можно спасти, сладкие щечки? Ты переживаешь обо мне? — в его голосе сквозила озадаченность.
— Я верю, что каждый может быть спасен. — Я ощущала, что Кай наблюдает за мной. — Например, женщины, с которыми ты делишь связь... — я замолкла, и услышала, что Кай закашлялся, чтобы прикрыть свой смех. — Ты не должен так свободно взаимодействовать с ними. Ты должен сдерживаться ограничиваться и сохранить себя для женщины, на которой захочешь жениться по закону Божьему. Это чистая любовь, Кай. В Писании говорится, что любовь как эта, не похожа на другие. Эта женщина спасет тебя или, по крайней мере, даст тебе безопасное место, чтобы возвращаться домой.
По выражению лица Кая невозможно было ничего понять, когда он смотрел на меня. Во мне расцвела надежда, что он услышал меня. Что сможет поменять свой грешный путь.
— Ну, Иисус трахал шлюху, не так ли? И это дерьмо похоже сработало для него, да? Я хочу сказать, черт, сучка, у меня длинные волосы, борода, и женщины падают к моим ногам и покланяются мне. Может, я гребаное второе пришествие?
И после этого я пожалела обо всем, что говорила.
Защищаясь, я выпрямилась на сиденье и прошептала:
— Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.
— Ох, здорово, еще больше библейского дерьма. Как раз то, в чем нуждается мое гребаное похмелье!
Чувствуя раздражение и открыв рот на его игнорирование письменного слова Господнего, я пробормотала:
— Евангелие от Иоанна 4:8. Это достойно твоего уважения.
— Понял, — сказал Кай весело. — Можешь написать это достойное дерьмо, засунуть в рамку и повесить на моей стене.
Отвернувшись от его дразнящей ухмылки, я бросила взгляд в окно и внезапно заметила, что на дороге были другие автомобили, и мы оставили уединенный переулок, где находился клуб. Среди полей зелени встречались случайные дома, и через несколько минут повсюду появлялись люди — внешний мир жил своей жизнью.
Я была очарована всеми этим: цветами, широким спектром различных людей, их разнообразной одеждой, различными машинами на дороге. Сначала это пугало меня, но я чувствовала себя в безопасности в грузовике и к моей досаде, я чувствовала себя в безопасности с Каем. Я понимала, что он был моим защитником. Я была свидетелем той ночью, когда он ворвался в лагерь и потребовал, чтобы нас с Мэдди забрали вместе с Мэй. И, несмотря на этот незнакомый мир, и то, что я провела с ним совсем мало времени, я инстинктивно знала, что он защитит меня от опасности.
Автомобиль повернул направо, и мы остановились на небольшой площадке с несколькими другими неподвижными автомобилями, небольшим деревянным домом с надписью сверху «Закусочная-избушка у Мод». Мы остановились.
Некоторые люди, проходя мимо, заглядывали в машину, склоняли головы вместе, шепчась друг с другом.
Я повернулась к Каю и призналась:
— Я боюсь выходить. Эти люди так отличаются от меня. — Я провела руками спереди своего серого платья и по белому чепцу. Меня тошнило от нервозности. — Я выгляжу не так, как они. Все буду пялиться на меня, а я ненавижу, когда на меня пялятся. Я не выдержу этого.