— Это, конечно, так.
— Но особенно плохо, когда вокруг такого князька заведется соответствующая гниль — всяческие прихлебатели. Хотя бывают типы и пострашнее.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Неужели вы думаете, что за полтора десятка лет Советской власти у нас исчезли все недруги?
— Разумеется, нет.
— Вот вам пример. Безразлично, к каким местам он относится. Представим себе, прииск или рудник вроде ленского «Чайничка» давал, давал золото, а после революции сразу отказал. Был там коммунист Кайранский, мечтал о новой жизни. Начал народ поднимать, прииск чтобы восстановить. Убили белобандиты… Да и одного ли такого. Много воды утекло, пока укрепилась новая власть. Стали откачивать затопленные шахты, ремонтировать оборудование, строить поселки. Глядишь, и золото пошло. И это там, где недавно царил абсолютный произвол хозяина-золотопромышленника, а высшим блаженством считалась беспробудная пьянка… Вы улыбаетесь, товарищ Тарасов?
— Мне вспомнились типы из повести Мамина-Сибиряка.
— Ну я-то знаю и более близкие времена, — продолжил Польников. — Приехал, помню, впервые на Алдан. С трудом добирался до приисков. Тогда эти места только начинали осваивать. Зимником, ледяной дорогой, шли люди. Чаще всего пешком с котомкой за плечами. Как начались встречи с этими «каликами перехожими» от маленького разъезда Большой Невер, на Амурской железной дороге, так до самого Центрального стана все шестьсот пятьдесят километров не прекращались. Но тех, кто уже успел поработать на приисках, можно было отличить от новичков с первого взгляда.
— По шхерам? — не удержался Тарасов.
Вот именно, по завернутым голенищам сапог. Так что они превращались в гармошку высотой до середины голени, даже если это полуболотные сапоги. Но еще больше по широченным старательским штанам. Шикарность штанов там определялась по количеству затраченного на них товара. Как говорили портнихи, по числу полотен. Пояс к ним тоже делался из целого куска материала, который просто наматывался на талию, пока не получался слой вроде корсета.
— Этакий парадный костюм кое-когда можно встретить и на алтайских рудниках, — заметил Тарасов.
— Так вот, — продолжал Польников, — въезжаем мы в поселок, а навстречу толпа валит. Возчик наш в сторону, на обочину. Смотрим, среди толпы идет пошатываясь здоровенный парень в сапогах с отворотами, слева от него гармонист, конечно еле можаху, с другой стороны двое тащат подносы с кружками, с выпивкой, мисочки с какой-то закуской. А впереди еще двое парней от целого куска цветастый ситец разматывают, вместо ковра. Дело как раз было к весне. Оттепель. Лужи на грязном снегу. Позади процессии женщины из-за ситца, по которому прошагали десятка три пар сапог, чуть ли не в драку.
— Картинка! — воскликнул Тарасов.
— Не говорите. Дичь! Увидел нас этот герой-старатель, барским жестом показывает: «Угостить! Пускай знают — я, Мишка Жирнов, гуляю!» Подскочили к нам парни с подносами.
Возница шепчет: «Не отказывайтесь, чтобы какого шума не получилось». Пришлось приложиться. Оказалось, что гуляют «с фарта». Этот самый Мишка нашел довольно значительный самородок золота; кроме того, и сама артель, как говорят, «добрую кочку промыла» — встретила обогащенный участок… Теперь вот в эту самую тьму и врывается новая жизнь. Начинают трещать, разламываться дикие обычаи старательской вольницы. Кое-кому это откровенно не нравится. Кое-кто приспосабливается к новому… Ну вот и начинается! Было время, когда всякое отребье открыто воевало против Советской власти. Прошло. Те из открытых недругов, кто уцелели в драке, притаились, дожидаются, когда придет удобный момент, света не будет, и можно, как клопам или тараканам, из щелей повылезти…
Появилась луна, где-то прятавшаяся до тех пор, и расплывающимся в темноте ночи слабым светом обрисовала далекий контур горного хребта. Полог лунного света двигался вверх, казалось набирая скорость. Вот-вот он должен был подняться до предельной высоты, а потом сразу опуститься на землю. Но земля еще не была освещена, и поэтому у гор не было подошвы. Любой наблюдатель мог думать, что поезд идет по дну какого-то сказочного корыта, стенки которого постепенно поднимаются от железнодорожной насыпи к самому горизонту.
Неожиданно стена, освещенная слабым светом из окон вагонов, приблизилась вплотную к поезду. Резко усилился шум, гулко отдались удары колес на стыках. Состав вошел в глубокую выемку. В следующую минуту шум так же сразу уменьшился, стена отступила, снова появился освещенный лунным светом далекий контур горного хребта. Только на этот раз ниже зазубренного контура гор блеснула короткая и удивительно прямая полоса яркого света. Именно так светятся в ночи далекие поселения, обещающие желанный отдых в тяжелом пути.