Вспоминать эти пророчества — все равно что читать заголовки газет за последние двадцать лет. Видения, показанные мне в 1975 году, касались событий, которые должны были произойти в течение следующих двадцати восьми лет. Но почему мне их показали? Что я обязан предпринять?
Мне не давало покоя множество вопросов — некоторые из них до сих пор остаются без ответа. Но самым важным из них был один: что мне делать с моим необычным даром?
Если меня, как я считал, вернули на Землю с определенной целью, то зачем при этом даровали сверхчувствительную интуицию? Я предполагал, что таким образом мне должно быть легче понять людей, как духовных существ. В конце концов, моя способность читать мысли свидетельствовала, что я где-то был наделен какими-то экстрасенсорными силами. Явилось ли это побочным действием удара молнии?
Каков смысл моей жизни? Какова ее цель? Я часто спрашивал об этом, но не получал ответа.
Однажды какой-то старик постучал в дверь моего дома. Со своего места на диване я увидел его сгорбленный силуэт на фоне яркого послеполуденного солнца. Но плохое зрение не позволяло мне узнать человека, которому было суждено изменить мою жизнь.
— Дэннион! — крикнул старик.
Голос был смутно знакомым, но молния временно ухудшила мою способность узнавать голоса.
— Дэннион! — снова крикнул гость. — Это я, Пейзер.
— Входите, — крикнул я в ответ, удивленный, что не узнал человека, с которым был знаком с детства.
Пейзер, которому было уже за семьдесят, делал покупки в нашей бакалейной лавке с тех пор, как ее приобрел мой дед. Отец Пейзера часть жизни был рабом, трудился с утра до ночи на плантации.
Пейзер имел ферму. Он разумно экономил деньги и смог обеспечить детям хорошее образование. Они преуспели в жизни и разъехались по другим штатам.
Я не видел Пейзера года два, но мой отец встречался с ним по меньшей мере раз в неделю в бакалейной лавке. Они были очень близкими друзьями и часами болтали обо всем на свете — от городских сплетен до международного положения. Пейзер даже заключил с отцом договор, что часть оплаты его счетов будет отходить церкви, которую он посещает.
Отец говорил мне, что эти два года Пейзер страдал какой-то болезнью и сейчас у него неприятности.
Увидев Пейзера, я был удивлен. Я думал, что он слишком болен, чтобы ходить. С трудом поднявшись с помощью трости, я заковылял к двери. Пейзер рассмеялся. Он тоже опирался на палку, и вид нас обоих, стоящих на «трех ногах», его позабавил.
— Выходит, меня покалечил возраст, а тебя молния, — сказал он.
Когда мы подошли к дивану, Пейзер извинился, что не навестил меня раньше. Старик плохо себя чувствовал, но хотел сообщить мне, что я один из первых в списке людей, за которых он молится. Посмотрев на меня, Пейзер, несомненно, решил, что я заслуживаю быть передвинутым еще ближе к началу списка.
— Расскажика, парень, что с тобой произошло, — попросил он.
Я поведал ему свою историю. Пейзер съежился от страха, слушая об ударе молнией. Но когда я заговорил о том, что произошло со мной после смерти, его лицо изменилось. Он расслабился и задумчиво внимал моему рассказу о хрустальных соборах и Существах Света, которые показали мне будущее и поручили создание Центров по возвращении на Землю.
Большинство людей смотрели на меня, как на психа, когда я говорил им, что после смерти есть еще что-то, но взгляд Пейзера был понимающим.
— Значит, вы не думаете, что я спятил? — спросил я.
— Парень, — ответил он, склонившись ко мне, — у меня хватает ума сознавать, что в мире есть много вещей, о которых мы ничего не знаем.
Я почувствовал облегчение, встретив наконец человека, который не думает, будто я лишился рассудка. До сих пор единственным, кто так не думал, был доктор Реймонд Моуди. Он привык к подобным историям. До публикации его книги «Жизнь после жизни» люди не понимали, что произошло со мной, но Пейзер понял это сразу. Мое убеждение в том, что афро-американцы обладают более развитым духовным началом, чем другие, основано на беседах с самим Пейзером и многими людьми, с которыми он меня познакомил. Они не отнеслись ко мне с недоверием, а напротив, слушали с большим интересом.
— Я слышал нечто подобное, когда был ребенком, — произнес Пейзер.
В течение часа он рассказывал мне мистические истории из своей жизни и даже о моей семье, которые я никогда не слышал.