— Привет, новичок. Вот так встреча.
И нет, кулак совсем не болит, когда врезается в эту мерзкую рожу снова и снова, а тот отчего-то замер, не отвечает, не пытается даже. Лишь Ньют обхватит со спины, останавливая:
— Он нам нужен. Галли нам нужен, он знает путь.
Крыса, что проведет в логово зверя своими тайными тропами, под землею.
И Томас выключает злость, он выключает все чувства вообще. Только все чаще берет Ньюта за руку, все чаще трогает губами висок, уже пылающий лихорадкой так, что обжигает. Галли бросает быстрые взгляды, благоразумно молчит, и бровью не дернет, буркнет лишь раз:
— Не налюбились еще? Я-то думал, вы так…
И заткнется, придурок, за миг до кулака, летящего в нос.
*
— Вы придурки и суете голову прямо в логово льва. Они не выпустят вас живыми, а его, — короткий кивок на задремавшего парня, что кажется маленьким и щуплым, беззащитным каким-то, — не пустят и на порог, на подходах изрешетят, прознав о заразе.
— У них есть сыворотка…
— Отсрочка на месяц, максимум, три.
— Ты видел Бренду, “дочь” Хорхе? Она получила лишь раз, только раз, понимаешь? Год прошел, а болезнь до сих пор не вернулась. Я боюсь и жду каждый день, все мы, но… Вдруг есть что-то именно в моей крови? Тогда я спасу Ньюта.
— Думаешь, это шанс? Блять, Томас, даже ты не настолько дебил. Если и впрямь ты — херов избранный, что же, я уже и удивляться устал. Но лекарство достать из тебя можно только в ПОРОКе, и они никогда тебя не отпустят, пока не выдоят до капли, и тогда ты сдохнешь. Может, даже раньше, чем Ньют. Хотя они не оставят ему даже капли…
Замолчит, откидывая голову на твердую стену, присосется жадно к бутылке, будто эта невьебенно длинная речь /длиннее Томас от него и не слышал/ высушила глотку, как после перехода через Жаровню.
— Я найду выход. Всегда его нахожу.
— Да помню я. Одного не пойму… ты серьезно?..
Закусит губу, точно раздумывая, не получит ли шокером меж глаз за вопрос…
— Вы с ним…
— …лучшие друзья.
— А еще…
— …а еще тебя не касается, Галли. То, что ты еще дышишь — чудо, за которое ты его до конца дней благодарить будешь.
— Если останемся живы, — кивает тот, не удивляясь ничуть, и оба знают в эту минуту: Томас попробует спасти всех /это же Томас/, но никогда не рискнет за всех Ньютом.
*
— Я правда могу это, Ава? Я могу спасти Ньюта?
— Ты можешь спасти всех нас, Томас, — кивает эта бледная моль с губами, будто обагренными кровью.
Пристегивает тонкие мальчишечьи запястья к лежанке, успокаивающе ведет по щеке, стараясь не касаться уже проступающей на скулах черной вязи.
— Вы молодцы, что пришли, теперь все получится. Это решение… столько людей получат право на жизнь…
Звук взводимого курка заставит женщину вздрогнуть. Обернется испуганно на замершего солдата, что целится точно в голову. Она знает — он не промажет. Томас всегда был лучшим. Во всем.
— Ты взяла мою кровь, прогнала ее через эту машину. Ему становится хуже, ты видишь?.. Поспеши.
Голова запала назад, и глаза — черные, словно бездна. Преисподняя, куда Томас обязательно рухнет, если не успеет… если все было напрасно. Минхо и другие дети уже далеко, город за окнами захватили повстанцы, небоскребы рушатся один за другим… Все это неважно, только Ньют, что хрипит черными от крови губами:
— Если не выйдет… пожалуйста. Убей меня, Томми.
— Убью, — четко, без колебания.
Сделает это — три пули, одна за другой. Потому что смысла больше не будет, потому что от него, Томаса, уже ничего не зависит.
— Потерпи.
Резкий щелчок, и время останавливается с разгона, точно на полном ходу в бетонную стену въезжает. Томасу кажется, по инерции потащит дальше, но нет… он застыл, как и все, он не дышит. И лишь расширившийся зрачок точно напротив… и черные… черные губы…
— Так жжется.
— Все правильно, милый, терпи… — ее голос откуда-то издали, как будто из-под воды.
А потом стянутое жгутами тело выгибает судорогой, едва не ломающей кости. Крепления громко трещат, лопается первое… второе… Ава Пейдж в белом халате рассеянно хлопает слипшимися ресницами, пустой шприц падает… катится, громко подскакивая на неровностях пола.
— … п-пожалуйста… Т-томми…
*
Он проснется внезапно с тянущей болью в груди. Спустит ноги осторожно с лежанки, и ступни сразу увязнут в теплом мелком песке. Стены хижины сбиты не плотно, и в зазоры просачивается ветерок, соленый и теплый, как пальцы мальчишки, и отчего-то на губах различается вкус винограда.
Наверное, все позади, и больше уже никто не умрет. Они приплыли в безопасные земли, они никогда не забудут павших ни в Лабиринте, ни в Жаровне, ни в лапах ПОРОКа.
Но он почти не смеется с тех пор, как закончилась битва, как пал последний город живых, и люди поняли, что никогда не получат лекарства. Он выжил, как и другие имуны, но он никогда… никогда не забудет… холодеющие пальцы Ньюта, что рвали с шеи шнурок и толкали в ладонь какую-то штуку… его амулет.
Он и сейчас порой слышит те оглушающе громкие секунды — обратный отсчет перед смертью.
Он и сейчас помнит, как рухнул на колени, когда Ньют судорожно вдохнул, открывая глаза, как целовал его руки, на которых так возмутительно-медленно бледнели черные вены… Он и сейчас видит совсем иную версию событий в своих снах — душных и влажных, забивающихся в голову, в нос, в горло…
— Ты проспал завтрак, засоня. Но я стащил для тебя немного хлеба и рыбы. Тебя там Минхо зачем-то искал, — заваливается в хижину, такой красивый и беззаботный.
Рукава рубашки закатаны до локтя, а штаны — до коленей. У Томаса сердце каждый раз обмирает, когда он видит эту белую, чистую кожу — слетает с катушек.
— Нахрен рыбу и Минхо, всех нахрен, иди сюда, я скучал…
Прошлой ночью они купались до рассвета в заливе, а позже глаз еще не сомкнули пару часов, у них на шеях, плечах красочными цветами распустились их метки — те самые, что оставляют лишь друг на друге, никак не насытясь, не веря еще до конца.
Наверное, так будет и через шесть месяцев, и через шесть лет… и шестьдесят.
Дыхание смерти, которое Томас чувствовал на лице.
Поцелуй, что смерть оставила на губах Ньюта.
Да только вот не успела. Не в тот раз и не с ним.
— Меня же всего минут двадцать не было.
— Я и говорю, очень долго…
========== 34. Ньюмас, Галли ==========
Комментарий к 34. Ньюмас, Галли
https://vk.com/doc4586352_458097392?hash=d72a23df7b30ac39ff&dl=0f3cf0d346caffa499
Ньюмас, присутствует Галли
смерть основного персонажа
спойлеры к фильму
— Ты не должен был выжить. ТЫ. Не. Должен. Был. Сука, только не ты.
Он скучающим кажется и холодным. Застывшим, как те самые айсберги далеко на севере, что откалываются от ледяного материка, чтобы топить корабли. Галли не видел их никогда, не видел никто.
Подбрасывает нож на ладони так ловко, умело. Любой знает, что Томас попадает в мишень и с тридцати шагов, и даже дальше. Почти и не целясь. Любой знает, что Томас может всадить это лезвие Галли в лоб — по самую рукоятку. И ничегошеньки ему за это не будет. Совсем ничего. Ну, может, пожурят слегка.
— Мужик, ты чего… я же… с вами…
Растерянно отступает назад и, кажется, теряет все слова, что успел заготовить. О Минхо, что не может видеть лучшего друга потухшим, как факел, который загасили в болоте. О Бренде, что кидает из-под длинных ресниц торопливые взгляды и грустно вздыхает, не пытаясь ни разу… О собственных бессонных ночах, когда следит неусыпно за тенью, слоняющейся по лагерю, когда раз от раза холодеет в груди: что, если не досмотрит, упустит? Что, если потеряет… опять?
— Ты Чака убил. Ты, сука, забрал жизнь невинного пацана, ребенка. Ты всех до единого чуть гриверам не скормил. А теперь стоишь здесь — живой. Какого хуя ты остался в живых? Думаю… все время думаю. Не понимаю. Почему это ты? Почему не…