Выбрать главу

Вскоре прибыли сотрудники инфекционного отделения, и помогли Араи Ютаке добраться до приёмного покоя.

— Прав был мой начальник, — бросил мне вслед Араи. — Вы действительно хороший врач. Спасибо вам большое, Кацураги-сан.

— Ого! Кацураги-сан, представляете, а я почти одновременно с вами поняла, что это за болезнь, — заявила Сакамото Рин. — У меня дядя как-то болел такой же дрянью. Только он её в каком-то пруду подхватил. Разве такое бывает?

— Бывает, Сакамото-сан, — подтвердил я. — В лесу ведь тоже живут мыши. Их моча попала в водоём, а вашему дяде не повезло с ней проконтактировать.

— Сколько же всё-таки в мире ужасных болезней, — вздохнула она. — Вирусы, бактерии, черви…

Девушка поёжилась, представив всё это сразу.

— Вам не доводилось видеть ВИЧ-инфицированных на последней стадии заболевания? — поинтересовался я.

— Нет, — помотала головой она. — А к чему вы об этом вдруг спросили?

— Когда иммунная система человека полностью погибает, он буквально начинает прорастать изнутри всей своей микрофлорой. А снаружи на него садится всё, что только можно. Очень жуткая картина. Страдания такого человека не описать словами. Вот на таком человеке вы можете увидеть столько микроорганизмов, сколько не встретите больше нигде.

Я всегда выступал за эвтаназию, когда жил в России. Но её у нас так и не узаконили. Тема скользкая и очень трудная для обсуждения, но существует много неизлечимых пациентов, которые, будучи накаченными наркотиками, просто ждут смерти. Хотя бы для таких больных, я считаю, её стоило бы ввести.

В Японии эвтаназия тоже не узаконена, но здесь ситуация не так однозначна из-за местной культуры. Дело в том, что у японцев издревле есть такое понятие, как «достойная смерть». Оно означает, что японец желает сохранять достоинство и свободу до конца своей жизни. А потому, если что-то его сковывает, в том числе и неизлечимая болезнь, он может прибегнуть к чему-то вроде эвтаназии. И в местной судебной практике такое порой даже не осуждают.

Закончив небольшой перерыв после трудного пациента, мы с Сакамото Рин продолжили приём. Каждый пришедший с ОРВИ пациент заставлял меня насторожиться, поскольку любой мог оказаться больным с новым вирусом.

Однако всё ещё можно надеяться, что инфекцию не выпустят за пределы Токийской инфекционной больницы. А уж там врачи точно знают, как соблюдать все меры предосторожности.

— Сакамото-сан, я ухожу к психиатру, — предупредил я медсестру после приёма. — Если кто-то будет меня искать — звоните.

Макисима Сакуя обитал на первом этаже в точно таком же неприметном коридоре, как и моё профилактическое отделение. Я подошёл вовремя, в кабинете у психиатра был всего один пациент.

— Кацураги-сан, входите, мы уже заканчиваем, — позвал меня Макисима Сакуя.

Я поклонился, прошёл в его кабинет и присел на место медсестры. Почему-то Макисима работал один. Напротив психиатра сидел молодой мужчина и, улыбчиво кивал, слушая наставления своего врача.

— Понял меня, Кёто-кун? — произнёс Макисима. — Через тридцать дней после нового года. Когда на телефоне будет тридцатое января. Снова придёшь ко мне. Договорились?

— Угу, — кивнул он. — До свидания, Макусима-сан.

Когда мужчина вышел из кабинета, Макисима громко вздохнул и перевёл взгляд на меня.

— Бедняга, — сказал он. — Тридцать лет, а интеллект, как у ребёнка. И лучше не станет. Хорошо хоть сам о себе может заботиться.

— Что с ним? Олигофрения? — предположил я.

— Да, лёгкой степени тяжести, — ответил он. — Судя по рассказам родственников, его мать пила, когда Кёто-кун ещё был в её утробе. Результат, как видите, налицо.

— Может, и не совсем гуманно так говорить, но он ещё легко отделался, — сказал я. — Знаю много случаев, когда из-за алкоголизма родителей ребёнок рождался с тяжелейшими пороками или более выраженной степенью олигофрении.

Кстати, сейчас эти степени поделили на лёгкую, среднюю и тяжёлую. Эта классификация мне больше нравится. Предыдущая, с которой я встречался ещё в России, звучала более обидно.

Лёгкую называли дебильностью, среднюю — имбецильностью и тяжёлою идиотией. Последние две протекают куда хуже, поскольку человек теряет возможность трудиться и ухаживать за собой. С лёгкой можно даже найти работу.

— Кацураги-сан, вы хотели меня о чём-то спросить? — перевёл тему Макисима Сакуя.

— Да, Макисима-сан. Возникло какое-то нелепое недоразумение, — начал я. — Помните пациента Синодзикаву Хиттэя? Он ещё из окна выпрыгнул, и мы с вами затаскивали его назад.