Стоп, что? Двадцать семь часов? Я ведь только что закрыл глаза. Такого раньше не случалось.
— Я не заметил, как пролетело время, — признался я. — Наверное, заснул. Вымотался после перелёта.
Пришлось немного приврать. Хотя я и сам не знал причин столько долгой и глубокой медитации.
— Как ваше самочувствие? Есть какие-нибудь симптомы? — поинтересовался главный инфекционист.
— Пока что всё в порядке, — недолго подумав, ответил я. — Даже прилив бодрости чувствую.
— Ясно, значит, переходим к плану «Б». Подойдите к окошку, которое находится около раковины. Сейчас запустится конвейер, и мы передадим вам тест на «Фебрис-12», — произнёс Сорокин.
— Стойте-стойте, а что случилось с нашими коллегами? С теми тремя, которым я ввёл сыворотку? — спросил я.
Сорокин не отвечал мне почти минуту. Затем рация вновь включилась, и коллега произнёс:
— Завидую качеству вашего сна, доктор Кацураги. Мы уже всех вывезли отсюда. Они пришли в себя, сдали тесты, и они показали отрицательный результат. Не знаю, как это возможно. Романовский сейчас голову ломает у себя в лаборатории. Всё прошло даже лучше, чем он предполагал. Каким-то образом мы не просто ослабили штамм, мы его уничтожили! А пострадавших врачей перевезли за пределы научно-исследовательского лагеря. Дальше ими будут заниматься другие специалисты.
После пробуждения я едва мог сопоставить все полученные факты. Выходит, что я проспал больше суток. За это время все уже выздоровели и…
Что же это получается? Сила «генетического анализа» напрочь стёрла все микроорганизмы? А если задуматься, всё вполне логично… Скорее всего, мой план удался, но я в процессе потратил так много магии, что мой организм буквально впал в спячку. Хотя вариантов у меня много.
Вполне может быть, что, оказавшись на родной земле, мои магические каналы пережили перестройку, для которой им потребовалось больше времени на отдых.
Через пару минут в моём боксе раздался звук двигающегося конвейера. Хорошую систему придумали те, кто изобретал этот мобильный комплекс. Так можно передавать пациенту еду, лекарства и всё необходимое, при этом избегая прямого контакта с ним.
Правда, такое имеет смысл только при взаимодействии с «Фебрис-12». Обычно пациентов всё равно продолжают наблюдать лично, просто используют самые простейшие средства защиты от вирусов.
Я получил тест, собрал мазок из носа и ротоглотки и поместил полученный раствор на первый датчик. Затем проколол себе указательный палец, и кровь пошла на анализ вторым датчиком.
Ровно через десять минут результаты уже были готовы. Причём мне даже не пришлось их показывать на камеру, поскольку они передавались дистанционно на компьютер главного инфекциониста и в лабораторию Романовского.
— Обошлось, доктор Кацураги! — послышался из рации ликующий голос Анатолия Сорокина. — Обошлось! Чисто! Ни в крови, ни в мазках «Фебрис-12» нет. Господи, как же вам это удалось? А впрочем, об этом поговорим в следующий раз. Выходите к нам. Остальную часть инфекционного отделения уже дезинфицировали. Можете выйти без защитного костюма.
Поднявшись на ноги, я ощутил резкий прилив энергии. Хоть за сутки тело сильно затекло, мне всё равно казалось, будто я заново родился.
Пройдя через шлюзовую систему в главный зал, где и началась моя рискованная операция, я встретился с морем ликований. Меня встретили Сорокин, Романовский, Щербаков, а также Купер Уайт и Шепард.
Стоп. И не только они. Позади моих коллег стоял ещё один знакомый мне врач. Его трудно было не узнать. Темнокожий невролог из ЮАР — Адлай Иманати. Видимо, пока я сидел в инфекционном боксе, он уже успел добраться до нас прямиком из Африки.
— Доктор Кацураги! — воскликнул Сорокин и крепко пожал мою руку. — Не думал, что это скажу, но я искренне благодарен вам за то, что вы ослушались моих советов. Клянусь, я был уверен почти на сто процентов, что вы не переживёте этот поход. Но вы превзошли все мои ожидания.
— Спасибо за тёплые слова, доктор Сорокин, — улыбнулся я.
И поймал себя на мысли, что разучился пожимать коллеге руку. В Японии такое не практикуется. Все приветствуют друг друга и прощаются исключительно поклонами. Я уже привык к этим традициям, но всё же крепкое рукопожатие было мне ближе по духу, чем целый список поклонов, смысл которых меняется от угла сгибания тела.
— Всё-всё, отпустите доктора Кацураги! — вмешался Игорь Щербаков. — Он такое пережил… Ему точно нужно отдохнуть.
— Это вряд ли! — усмехнулся я. — Я двадцать семь часов проспал. Возможно, даже поставил какой-нибудь рекорд. Не беспокойтесь за меня, Игорь Алексеевич, мне осталось только принять душ, и я снова вернусь к работе.