Родригес даже не подозревает, насколько он на этот раз запорол весь план. Из-за его выходки мы рискуем проиграть эту войну. От него вреда в сто раз больше, чем пользы. Как он вообще умудрился пройти собеседование с Гебреусом ещё тогда — в Австралии?
И ведь самое неприятное, что мне нельзя пользоваться «контролем» раньше времени. Если сейчас я потрачу эту способность на Родригеса, то потом, возможно, провалюсь на разговоре с генеральным директором.
И что мне тогда останется? Сбегать из лагеря и на своих двоих добираться до ядра метеорита, где меня засекут камеры детекторов? Бред. Такой вариант даже не рассматривается.
Если я ничего не предприму, он точно отправит Родригеса, чтобы тот успокоился и хотя бы пару дней не мозолил ему глаза.
Точно… У меня ведь есть железный аргумент, против которого даже Родригес не попрёт. Вернее, попрёт, но ничего сделать не сможет, поскольку на моей стороне будет не только Сорокин, но и «ВОЗ».
— Анатолий Викторович, — произнёс я. — Но я обязан отправиться туда. Этого требуют условия, на которых был заключён договор между мной и руководством группы «Двенадцать».
— Какие ещё условия⁈ — тут же встрял Родригес.
— Я отчитываюсь за этот регион. Азия — это зона моей ответственности. И восточная часть России — не исключение, — произнёс я. — Генеральный директор будет ждать информацию от меня. И я не могу передать её с чьих-то слов.
У Родригеса аж нижняя челюсть отвисла. Он хотел возразить, но ничего не мог придумать.
— Вообще-то, вы правы, доктор Кацураги, — заключил Сорокин. — На том и закончим разговор. Вы полетите с Игорем Алексеевичем завтра утром.
— А я… — попытался продолжить спор Мэтью.
— А вы, доктор Родригес, — перебил его Сорокин, — если хотите, можете написать на меня хоть сто жалоб. Генеральному директору, президенту, да хоть в «ООН»! Решение принято, и пересматривать я его больше не буду. Всё, расходимся, господа!
Мы с Родригесом одновременно покинули лабораторию, но на этот раз он больше не язвил. По пути к комнатам коллега не произнёс ни слова. Готов поспорить, что сейчас он отойдёт от шока и всё равно напишет пару ласковых в «ВОЗ». Но репутацию он себе уже подпортил. Слушать его никто не будет.
Я всё никак не мог понять, с чего вдруг он так взъелся на меня. Только из-за этой истории про липовые сыворотки, которые якобы поставляют в Южную Америку?
Вряд ли. Такое ощущение, что за его агрессией кроется что-то ещё. Но его выходки и мотивация — это последнее, что меня сейчас беспокоит. Сейчас куда важнее выспаться перед завтрашним перелётом. В Южно-Сахалинске мне понадобится много сил.
На следующее утро Игорь Щербаков получил у Сорокина распечатку, в которой был описан маршрут, адрес и вся информация о нашем пациенте, включая его выписки из амбулаторных карт. Пока военные везли нас в аэропорт Владивостока, мы с коллегой изучали полученные документы.
— Дмитрий Сергеевич Дорничев, — прочитал вслух Щербаков. — Род деятельности — писатель. Ого! Интересно. Писателей я ещё не лечил. Так… Адрес глянем попозже. Кажется, он где-то на окраине города живёт. Придётся ещё от аэропорта долго добираться. Но ничего страшного, мне сказали, что он уже предупреждён о нашем визите и сможет встретиться с нами в любое время.
— Есть что-то интересное по его историям болезни? — спросил я. — Хронические заболевания? Аллергии, операции?
— Ничего особенного, — ответил Щербаков. — Он почти никогда за помощью не обращался, как я посмотрю. Одна госпитализация с переломом десять лет назад, удаление аппендицита шесть лет назад, и до лета прошлого года он больше никуда не обращался.
— А что случилось летом? — спросил я. — Профессор Романовский ведь упоминал, что он наблюдался по поводу какого-то аутоиммунного заболевания, в ходе чего и обнаружились антитела к «Фебрис-12».
— Да, здесь это описано, — кивнул Игорь. — Только никаких подробностей насчёт его заболевания нет. Диагноз так и не выставили. Наблюдался в связи с подозрением на системную красную волчанку, но этот вариант отмели. А почему вас так заинтересовал его анамнез, доктор Кацураги?
— Не хочу ничего упустить, — ответил я. — Важна каждая деталь. Мы ведь пока что не знаем, из-за чего он вообще родился с этим иммунитетом. Есть вероятность, что синтез антител передаётся сцеплено с каким-нибудь заболеванием.
— Хм, а ведь правда… — задумался Щербаков. — Всё-таки хорошо, что со мной в итоге отправили вас, а не доктора Родригеса. Только не говорите ему, что я это сказал.