ОЧЕНЬ сильное повреждение почек. Главные органы выделительной системы можно необратимо уничтожить этим веществом, и тогда уже никакой медик помочь не сможет.
Но жизнь с этими двумя поступила иронично. Они смешали обычную водку с антифризом. Ирония заключается в том, что этиловый спирт служит противоядием при отравлении этиленгликолем. Он замедлил действие последнего и таким образом спас двум болванам жизнь.
Честно говоря, это, наверное, первый случай на моей практике, когда водка спасла жизнь человека. Не думал, что когда-нибудь столкнусь с такой ситуацией! Пожалуй, существует всего два случая, когда этиловый спирт может помочь человеку. При отравлении метиловым спиртом и при отравлении этиленгликолем.
Правда, в обеих ситуациях отравление происходит из-за желания выпить этиловый, так что, как ни крути, главным убийцей всё же является именно он.
— Нужно срочно госпитализировать их в нефрологию. А лучше — в реанимацию, — сказал я Сергееву. — Промыть желудок, вызвать рвоту, дать слабительное и… — пожал плечами. — И ввести этиловый спирт вместе с глюкозой.
— Ура! — хором воскликнули синие господа.
— Чего «ура»? — крикнул я в ответ. — Вы чуть на тот свет не отправились. Три дня вам спирт поколят, и на этом «удовольствие» закончится. В крайнем случае сделаем гемодиализ. Велика вероятность, что почкам сейчас приходится очень тяжко. Придётся перепроверить их состояние по анализам мочи. В туалет-то давно ходили, господа?
— Да только что, — ответил Петрович. — Когда в больницу шли.
Что ж, это хорошо. Если бы наступил этап анурии — полного отсутствия мочеиспускания — нужно было бы срочно тащить их на диализ. Этот симптом означал бы, что почкам уже настал конец.
Пьяниц госпитализировали, а мы с Сергеевым вернулись в ординаторскую.
— М-да, вот подумайте только, доктор Кацураги! — воскликнул Сергеев. — Люди ведь вообще не ценят свою жизнь. Травят себя всякой дрянью, спиваются и даже не думают о том, как им изначально повезло. Вы ведь знаете, какова вероятность нашего рождения?
— Если учесть все факторы, примерно один к четырём сотням триллионов, — ответил я.
— О! Так вы знаете? — удивился Алексей Георгиевич. — Вот именно, доктор Кацураги. Это же просто немыслимая цифра. Вероятность, что я сейчас спрыгну с третьего этажа, прокручусь на голове, а затем встану на ноги и пойду дальше работать — и то выше, чем рождение одного конкретного человека. А они свою жизнь гробят, причём целенаправленно… Эх! Грустно всё это.
Смысл этой теории заключается в том, что при оплодотворении может сложиться огромное количество разных организмов. Вариантов — крайне много. Но сталкивается именно одна конкретная яйцеклетка и один конкретный сперматозоид. И на этом чудеса случайности не заканчиваются. Затем между ними происходит сложный процесс обмена генетической информацией.
Даже если представить, что какая-то женщина может рожать детей от одного мужчины сотни или тысячи лет, скорее всего у них никогда не появится двух одинаковых детей, если не учитывать рождение близнецов.
Каждый человек уникален. И это ещё одна лишняя причина беречь свою жизнь. Других таких, как мы, просто не существует и существовать не будет.
Пока я размышлял на эту тему, Сергеев разговаривал с кем-то по телефону.
Положив трубку, он произнёс:
— Я учёл ваше требование, доктор Кацураги, — заявил он. — Вы готовы?
— Это вы о чём, Алексей Георгиевич? — не понял я.
— Как это? О стернальной пункции, — ответил Сергеев. — Мне позвонил заведующий гематологическим отделением. Сказал, что у вас есть три часа. В это окно вам могут сделать пункцию уже сегодня. Только… Вы ведь знаете, какие условия нужно соблюсти перед операцией? Это ведь операция, а не какая-то пятиминутная манипуляция.
— Конечно, Алексей Георгиевич, — кивнул я. — Сегодня я не завтракал, ничего, кроме воды, не пил. Мочевой пузырь и кишечник пусты.
— Лекарства?
— Ничего не принимал. Только пил воду. Я с самого утра надеялся, что именно сегодня мне проведут эту процедуру. Я готов. Полностью, — ответил я.
— Отлично, тогда мы с вами временно прощаемся. Идите в гематологическое отделение. Вас там встретят. Я сейчас ещё раз позвоню и предупрежу их, — объяснил Сергеев. — Только ради всего святого, доктор Кацураги, если уж хотите приступить к работе после операции, пообещайте, что сделаете это завтра. Не надо обслуживать пациентов с раной на груди. Она у вас и завтра не затянется, но всё-таки…
— Обещаю, — кивнул я. — Спасибо за помощь, Алексей Георгиевич.