— Не лезь, святоша, сами разберемся! — сказал Добровольский...
Открылась дверь. В класс вошли преподаватели, предводительствуемые отцом Феодором. Семинаристы, привлеченные нарастающей ссорой, не сразу их заметили.
— Милованов, староста, что происходит в вашем классе? — гневно сверкнув глазами, спросил отец Феодор. Павел промолчал. Он решил сделать все, чтобы столкновение с Добровольским не помешало ему сказать того, что он собирался. Добровольский тоже, видимо, не хотел публичных выяснений. Он тихо положил тетрадь Павла на стол.
Дежурный начал было читать молитву, но Мишенька Доронин вдруг радостно объявил:
— Я скажу! Я скажу! Милованов на Добровольского с бранью накинулся.
Отец Феодор удивился:
— На лучшего друга своего?.. И в такой день! Откуда в вас сия мирская злоба, Милованов?
Здоров дернул Доронина за рукав:
— Сядь! И молчи!
Но Доронин не унимался:
— Добровольский взял тетрадь, а тот ее начал отнимать.
— Какая тетрадь? Чем заняты ваши мысли в день, когда вам предстоит произнести свою первую проповедь? Что у вас в этой тетради?
— Мои записи, я готовился... — сказал Павел, стараясь, чтобы голос его звучал как можно спокойнее.
«Неужели мне не дадут сказать?» — подумал он.
— Хорошая будет проповедь! — сказал Добровольский многозначительно. — Такой еще никто не слышал. То-то он тетрадь свою не выпускает из рук.
Порядок в классе нарушился. Семинаристы обступили Павла, который сжимал свою тетрадь побелевшими пальцами.
Отец Феодор сказал решительно:
— Милованов, покажите тетрадь, о которой идет речь. Ну? Я жду! Какие у вас могут быть тайны?
Павел шагнул в сторону из круга обступивших его, подошел к кафедре, с которой вели урок преподаватели, и, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, сказал:
— Тайны действительно нет. Сейчас я все скажу. Сам скажу обо всем, что написано в этой тетради.
Он раскрыл тетрадь и сказал:
— Я хотел уйти отсюда, ничего не объясняя. Но мне сказали: «Ты всего боишься!» Я действительно боялся. Теперь не боюсь. И я вместо учебной проповеди, которую должен был сказать сегодня, хочу прочитать несколько страниц из этой тетради... Для себя я называю ее «Тетрадь сомнений».
Едва Павел раскрыл тетрадь, отец Феодор сказал:
— Мы ждем от вас учебной проповеди, а не страниц дневника. Идите на место, Милованов.
— Но вы сами спрашивали, что у меня в тетради? — возразил Милованов.
Его вдруг поддержал Здоров:
— Дайте сказать!
Павел начал читать выписанные им на одну страницу наиболее явные противоречия библии, но сам оборвал себя. Он хорошо знает тех, кто сидит в этом классе. Не станут они переживать то, что в Ветхом завете про царя Ирода говорится одно, а в Новом — другое. Он не это прочтет: «Дети, которые не при царе Ироде, а в последнюю войну мучались от голода и погибали от бомбежек, тоже погибли по воле мудрого и доброго бога. Как же это?»
И Самохин неожиданно пророкотал мягким басом:
— Дети — это верно! Это понять трудно.
— А теперь, — сказал Павел, — я прочитаю вам замечательные слова. Мне они глаза открыли. «Бог или хочет удалить зло из мира...» — начал читать он, но докончить ему не дали.
— Занятия не состоятся! — крикнул отец Феодор. — Замолчите, Милованов. Замолчите и положите свою тетрадь! Вы на коленях приползете за ней, когда одумаетесь.
— Приползу? — переспросил Павел. — На коленях? Навряд ли! — Он пошел к дверям, но остановился. — А тетрадь свою я могу оставить. Не вам! Им! Он положил тетрадь на первый пустой стол класса и вышел.
На пороге Павел оглянулся и увидел, что тетрадь лежит на столе и ни один из его одноклассников не решается ее взять, но все на нее смотрят.
Стукнула закрытая им дверь. В классе стояла напряженная тишина. Впервые семинаристы увидели, что отец Феодор растерялся. Он метнулся к выходу, потом остановился и хрипло сказал:
— Чего уставились? За ним бежать собрались? Как крысы с корабля? Не ошибитесь! Этот корабль еще не тонет. Не тонет! Не тонет!
Он оглядел класс, потом посмотрел на тетрадь Павла, которая так и осталась лежать на первом пустом столе.
— Оставайтесь в классе! — овладев собой, сказал он совсем другим голосом. — У вас есть какой-нибудь урок? Сидите и учите. Спокойно. Никуда Милованов не уйдет. Вы еще убедитесь в этом.
Он протянул руку к тетради Павла и вдруг поймал быстрый взгляд Самохина, брошенный на тетрадь. Самохин тут же опустил глаза. Отец Феодор взял тетрадь и вышел в коридор. Его догнал Добровольский.
— Я хотел объяснить... — начал он.
Отец Феодор желчно и устало перебил его:
— Что вы можете объяснить? Вы Милованова знаете лучше, чем другие. Подумайте, что сделать, чтобы, если придется с Миловановым расстаться, ушел бы отсюда так, чтобы и пикнуть не мог. Вот о чем сейчас думать нужно.
Добровольский отошел потупившись, изобразив сокрушение на лице. Отец Феодор крикнул ему вдогонку:
— И за Самохиным приглядывайте. За Здоровым тоже. Что-то они мне сегодня не понравились...
ЭПИЛОГА НЕ БУДЕТ!
Жарко. Почти как в Крыму, куда со своим Петей уехала Марина и откуда пришла открытка. Андрей готовится ехать в лагерь во вторую смену, а пока целыми днями пропадает со своим этюдником в зоопарке. Наташка тоже начала учиться рисовать.
На всех углах стоят очереди к бочкам с квасом. Фанерные щиты на автобусных остановках сообщают о продлении маршрутов до водных станций и пляжей.
На дорожках больничного парка, где ребята занимаются лечебной гимнастикой, все белым-бело от тополиного пуха.
— Как дела, Миша? — спрашивает Ася худенького мальчика в длинной полосатой пижаме.
— Порядок! — отвечает он любимым словом Геннадия.
Ася приезжает сюда иногда одна, иногда вместе с Геннадием. К ним привыкли и уже больше не спрашивают, родственники ли они Сотичеву.
Вадим собирается в экспедицию со старшекурсниками, в работе атеистического кружка которых принимает участие.
...В семинарии состоялся торжественный выпускной акт. Молодым священникам были вручены дипломы, отличникам — книги духовного содержания с назидательными надписями на первой странице. Была произнесена традиционная речь о предстоящем им служении, о нестяжательной пастырской жизни, которая будет для будущих иереев лишь приуготовлением к иному, горнему миру, к коему здешняя, земная юдоль лишь недолгая подготовка.
Семинаристы разъехались. Старшие — на богослужебную практику. Особо успевающие — на экскурсию по святым местам. Григорий Добровольский в качестве секретаря при важном церковном лице поехал в заграничную командировку.
В канцелярии уже давно лежит направление для семинариста Павла Милованова, которому надлежит проходить практику в одной из церквей соседней области. Но он не приходит за этим направлением.
...Молодой человек, худой, неуклюжий, в черном кителе, застегнутом до горла, в черных брюках — его костюм выглядит странно на улицах, пышущих жаром, — неуверенно вошел в заводскую проходную.
— Мне тут пропуск должен быть, — сказал он в окошечко.
Вахтер покрутил в руках удостоверение воспитанника духовной семинария и удивленно спросил:
— Вы в какой же цех?
— Приехал! — услышал Павел звонкий голос Аси. — Идем скорее, наши тебя уже ждут.
На дорожке заводского двора Павел останавливается:
— Мне не все удалось, как я хотел и тебе обещал, — говорит он, — но все-таки я вслух сказал, что ухожу. Открыто сказал. Ты понимаешь?
— Понимаю! Очень понимаю! — ответила Ася.
— Волохина, секретарь комитета комсомола, — сказала Катя и протянула Павлу руку. — Садитесь, товарищ Милованов.
— Садитесь, Павел, — говорит Сергей Савиных. — Потолкуем.
Павел ждет, что с ним будут сейчас говорить о том, о чем он писал в письме к Асе. Он даже приготовился спорить. С кем? С Асей? С самим собой? С Асиными товарищами, о которых она ему рассказала? Он и сам не знает. У него приготовлена только одна фраза. В ней он уверен твердо. «Определить убеждения — это не просто, — скажет он, — я еще многого не решил...»