Между прочим, я могла бы сказать, что меня уже давно не называют девочкой, но я молча открыла дверь и молча пропустила его вперед. И он так и ввалился в дом первым, принялся стаскивать доху. Это просто скушно и пошло!
Я старалась быть спокойной, вошла в столовую и объявила, что к Елене Кирилловне пришли. К счастью, она осталась сидеть на месте, не бросилась навстречу. Только кивнула, когда он вошел, и извинилась перед мамой за гостя.
- Буров Сергей Андреевич, - отрекомендовался он и с чуть лукавой улыбкой взглянул в мою сторону, словно мы уже познакомились.
- Ах, Буров! - обрадовалась мама. - Мы вас ждали. Я рада, что перевелись в мою лабораторию. Читала ваши работы о гипотетической структуре протовещества. Занятно. Исследование вероятного!.. Жаль, что здесь придется заняться совсем иным.
- Курите, - пододвинула ему Елена Кирилловна принесенную мной пачку сигарет.
- Благодарю, не курю, - ответил Буров, усаживаясь на скрипнувший под ним стул.
Я следила за каждым его движением. Почему он явился к ней, а не к маме, с которой приехал работать?
Я решительно села между ним и Еленой Кирилловной, почувствовала себя если не стеной, то решеткой.
- Это мой спаситель, Лю, - сказала Шаховская. - Силой сбросил меня с корабля в воду, как Стенька Разин, а потом больно дрался, когда я хотела задержаться у льдин.
Буров смутился. Должно быть, я слишком выразительно посмотрела на него. А Елена Кирилловна смеялась. Потом протянула ему красивую обнаженную руку и сказала, что устала.
Мама пригласила Бурова к себе в кабинет, чтобы поговорить о предстоящей работе.
А я была счастлива! Наконец-то мы остались с ней одни! Я проводила ее в мамину комнату. Мы теперь с мамой будем жить вместе в моей "девичьей", как она говорила.
Елена Кирилловна устроилась на кушетке в небрежной позе. Точеные ноги полуприкрыла полой халата.
По ее просьбе я рассказывала все о маме, академике Овесяне, "Подводном солнце" и даже о кольце ветров, которое из-за замерзания отгороженной ледяным молом полыньи перестало теперь существовать. Раньше вызванные теплой полыньей ветры дули вдоль сибирских берегов и замыкались кольцом в Средней Азии, приносили из пустынь в Арктику тепло, а в пустыни - арктическую влагу и прохладу. Теперь все нарушилось. "Подводное солнце" погасло, полынья замерзла. Земледелие гибнет и в Арктике и в пустынях. К арктическим заводам на кораблях уже не пробьешься. И заводы останавливаются. И невозможно понять, почему не зажигается под водой атомное "солнце". Ядерные реакции никак там не получаются...
И про маму и академика я рассказала, что он пообещал взять ее к себе, когда она была еще школьницей. Сам он в университет пришел пятнадцати лет, а в двадцать восемь уже был академиком. А мама окончила университет и напомнила ему былое обещание. Он стал нечестно экзаменовать ее, гонял как знатока какого-нибудь... Небось теперь не рискнет! Но мама все стерпела. И ей еще много пришлось терпеть, когда они вместе начали работать. Он просто ужасный человек, всех людей может вымотать, а сам двужильный. Но он замечательный.
И тут я услышала, что в дом к нам ворвался академик Овесян. Именно ворвался. Он зашумел и объявил, что напрасно до сих пор слушался маму, не переносил установку "Подводного солнца" в другое место. А теперь проснулся подводный вулкан и все подводное оборудование погибло.
- Приоткрой дверь, Лю, - сказала Елена Кирилловна. - Там идет очень интересный спор.
Я задернула портьеру, а дверь приоткрыла.
Мама сказала, что важно не только возобновить работу "Подводного солнца", но и понять, почему здесь оно не может работать, и что очень хорошо, что прорвался вулкан: в этом явлении, может быть, таится разгадка всего. А они могут теперь разделиться. Овесян запустит в другом месте "Подводное солнце", а она вместе со своими помощниками будет исследовать новую среду, в которой не проходят атомные реакции, пусть это будет даже и чисто научной проблемой, не имеющей практического значения.
- Черт возьми! - возмутился Овесян. - Если бы я ставил памятник упрямству, я заказал бы отлить вашу статую. Вам мало тысячи проб морской воды, в которой вы ничего не обнаружили? Вам надо дробить наши силы, покидать меня на старости лет, слабого и немощного? И все ради научной гордыни и замысла, "не имеющего практического значения"! Квазиэмпирическчя ползучесть! Ва!
- Тысячи проб? - переспросила мама. - А разве вы забыли о пятидесяти тысячах опытов, которые мы вместе сделали?
- Я ничего не забыл! И вы мне по-прежнему необходимы. Я не привык без вас и не хочу с вами разделяться. Стране нужно второе "Подводное солнце", и все мы вместе переезжаем на новое место. Немедленно! Собирайтесь! Где ваши чемоданы?
- Нет, я не поеду с вами, Амас Иосифович, дорогой. Мы здесь останемся.
- Кто это мы? - шумел академик. - Я всех заберу, всех!
- Почему же всех? Моя лаборатория останется со мной.
- Ну и оставайтесь!.. И совсем вы мне не нужны!.. Оставайтесь здесь научными отшельниками, питайтесь акридами, надеждами и консервами. Все инженеры, рабочие и повара уйдут со мной. Мы зажжем "Подводное солнце", хотя бы для этого пришлось сдвинуть гору.
- А мы поймем, почему погасло "Подводное солнце", хотя для этого, как вы говорите, пришлось бы выпить полярное море.
- Они друг друга стоят! - восхищенно заметила Елена Кирилловна.
Я ей шепнула:
- Академик очень хороший, я его люблю. Но маму больше.
- Ну что ж! Разойдемся! Расходятся не только научные соратники, но и когда-то влюбленные друг в друга супруги!.. Будем облегченно вздыхать и искать в другом недостатки, от которых, к счастью, теперь избавились! - слышался голос академика. - А теперь скажите-ка: куда вы прячете моих крестников, которых я из воды таскал? Давайте их сюда. Один из них мне бы очень подошел. Ему удобно плечом в гору упираться, чтобы сдвигать.
- Сергей Андреевич! - позвала мама Бурова. Он сидел у нее в кабинете. Вас академик просит, Но не соглашайтесь меня покинуть. Мы только что с вами заключили союз.
- Что она говорит! - рассмеялся академик. - Вот увезу отсюда одну русалку - и он мой!
И тут моя Елена Кирилловна вскочила с кушетки, откинула портьеру и вышла в столовую.