– Да. Это дело Господа. – Хольмен опустил голову и что-то пробормотал.
– Что вы сказали?
Хольмен поднял голову, его взгляд блуждал в пространстве, ни на чем не останавливаясь.
– Но если Господь не делает свою работу, ее должен сделать кто-то другой.
На улице лишь желтые фонари да бурый сумрак. Когда выпадал снег, в Осло даже ночью было светло. Звуки казались укутанными в вату, а снег под ногами похрустывал, как далекий фейерверк.
– Почему мы не забрали его? – спросил Халворсен.
– Бежать он не собирается и должен кое-что рассказать своей жене. Через час-другой пришлем за ним машину.
– А он прямо артист.
– Да?
– Ну, обрыдался ведь, когда ты сообщил о смерти сына, верно?
Харри задумчиво покачал головой:
– Тебе еще многому предстоит научиться, Младший.
Халворсен с досадой пнул снег.
– Так просвети меня, о мудрейший.
– Убийство – поступок настолько из ряда вон выходящий, что люди вытесняют его, воспринимают как полузабытый кошмар. Я много раз видел такое. Только когда кто-то другой скажет об этом вслух, до них доходит, что это существует не просто у них в голове, а случилось на самом деле.
– Н-да. Все равно хладнокровный субъект.
– Ты что, не разглядел, что он совершенно в кусках? Пернилла Хольмен, пожалуй, права: он из них двоих самый любящий.
– Любящий? Убийца? – Голос у Халворсена чуть не сорвался от возмущения.
Харри положил руку ему на плечо:
– Сам подумай. Разве это не поступок огромной любви? Пожертвовать родным сыном?
– Но…
– Я знаю, о чем ты думаешь, Халворсен. Привыкай, парень, подобные моральные парадоксы будут встречаться тебе на каждом шагу.
Халворсен взялся за незапертую дверцу, но она намертво примерзла. С неожиданной злостью он дернул ручку, дверца с треском распахнулась – резиновая прокладка осталась в проеме.
Они сели в машину, Харри смотрел, как Халворсен поворачивает ключ зажигания, а другой рукой щелкает себя по лбу, довольно сильно. Мотор взревел.
– Халворсен… – начал Харри.
– Так или иначе, дело раскрыто, комиссар обрадуется, – громко сказал Халворсен, выруливая на дорогу прямо перед сигналящим грузовиком. Потом наставил замерзший средний палец в зеркало. – Стало быть, давай маленько повеселимся. – Он опустил руку и опять щелкнул себя по лбу.
– Халворсен…
– Что? – буркнул тот.
– Прижмись-ка к тротуару.
– Чего?
– Давай.
Халворсен затормозил у бровки тротуара, отпустил руль и устремил решительный взгляд в переднее стекло. Пока они были у Хольменов, стекло успело покрыться морозными узорами. Халворсен шумно дышал, грудь бурно поднималась и опускалась.
– В иные дни хочется послать эту работу к чертовой матери, – сказал Харри. – Не переживай.
– Не буду, – отозвался Халворсен, но дышал по-прежнему тяжело.
– Ты сам по себе, они сами по себе.
– Да.
Харри положил ладонь на спину Халворсена, подождал. Через некоторое время почувствовал, что коллега дышит спокойнее.
– Молодец, – сказал Харри.
Оба молчали, меж тем как машина, лавируя в потоке послеобеденного транспорта, катила в Грёнланн.
Глава 7
Вторник, 15 декабря. Анонимность
Он стоял на самом высоком месте самой оживленной пешеходной улицы Осло, которая носила имя шведско-норвежского короля Карла Юхана. Он запомнил план города, который взял в гостинице, и знал, что здание, чей контур виднеется на западе, – это королевский дворец, а в восточной стороне расположен Центральный вокзал.
Он поежился.
Высоко на стене красным неоном светился термометр, сообщая о морозе, и малейшее движение воздуха ощущалось как ледяная стужа, проникающая сквозь верблюжье пальто, которым он до сих пор был вполне доволен, особенно потому, что купил его в Лондоне по весьма низкой цене.
На часах возле термометра было 19.00. Он зашагал на восток. Все складывается как будто бы удачно. Темно, масса людей, видеокамеры только возле двух банков и направлены на их банкоматы. Метро как путь отступления он уже исключил, там наверняка прорва камер наблюдения и мало народу. Осло оказался меньше, чем он думал.
Он зашел в магазин готового платья, где подыскал голубую шапку за сорок девять крон и шерстяную куртку за две сотни, но передумал, когда заметил тонкую штормовку за сто двадцать. Примеряя ее в кабинке, обнаружил, что таблетки дезодоранта из Парижа так и остались лежать в кармане пиджака, поломанные, отчасти растертые в пыль.
Ресторан располагался сотней метров дальше по улице, на левой стороне. Первым делом он убедился, что в гардеробе самообслуживание. Вот и хорошо, тем проще. Прошел в зал. Заполнен наполовину. Обозримый. С того места, где он стоял, видно все столики. Рядом вырос официант, и он заказал на завтра, на шесть часов, столик у окна.