Я осуждающе покачал головой и отхлебнул приготовленный сестрой чай.
— Все-таки ты чокнутая.
— Смотрю, ты сегодня бодрячком, — одобрительно кивнула Шаннон. — Я очень тобой горжусь.
— С чего бы?
— С того, что ты идешь на поправку. — Сестра залилась краской и поморщилась. — И остался сегодня дома, хотя тебе тут откровенно паршиво.
Это точно.
Насчет бодрячка Шаннон поспешила с выводами, однако я по-прежнему сопротивлялся пороку, по-прежнему вел неравную борьбу и по-прежнему не употреблял.
Самая жесткая ломка миновала, но я знал, что хожу по тонкому льду и любая тусовка лишь увеличивает риск срыва.
Я не для того мучился целую неделю, чтобы спустить все в унитаз, а именно это и произойдет, стоит мне выйти из дома.
В отличие от отца, у меня не было зависимости от алкоголя, однако каждая рюмка играла на руку моему заклятому врагу.
Пьяным я обретал свободу, зато начисто лишался логики и здравого смысла; в безрассудном угаре меня тянуло на скользкую дорожку.
По синьке я терял бдительность, а утратив бдительность, закидывался наркотой.
Так повелось с тех пор, когда мне было немногим больше, чем Тайгу.
Если, блин, не Олли.
Почти полжизни я танцевал с дьяволом, играл с огнем и в итоге доигрался.
Не просто доигрался, а проиграл с разгромным счетом.
Переступил черту, откуда не возвращаются.
Перед глазами, как и неделю назад, маячило страдальческое лицо Моллой. Ее образ придавал мне сил, не позволял встать с дивана и натворить бед. На сей раз мне нельзя снова облажаться.
Ни при каком раскладе.
Если снова сорвусь, обратной дороги не будет.
— А знаешь, — протянула Шаннон, продолжая мусолить батончик, — никак не могу вспомнить, когда мы вместе встречали Новый год.
Зато я мог.
— Я учился в шестом классе, а ты в третьем. — Тот вечер ясно вставал в памяти, словно это было вчера. — Даррен оканчивал среднюю школу и как раз приехал, чтобы отпраздновать Рождество, когда у отца сорвало башню.
— Да, да. — Огонек в глазах сестры померк. — Припоминаю.
— Он разгромил дом, отрекся от Даррена, сломал маме руку, когда она кинулась защищать своего первенца, сломал мне нос, когда я вступился за маму, потом собрал чемодан и свалил на целый месяц.
— Точно, — шепнула Шаннон, закусив губу. — Это было последнее Рождество, которое Даррен провел дома.
— Угу, — тихо подтвердил я. — И последний Новый год, который я встречал в кругу семьи.
Не накачанный по уши наркотой.
— А осенью он уехал. — Сестра явно ностальгировала по прежним, относительно благополучным временам. — Получил аттестат и уехал.
— На секундочку, аттестат с отличием, он ведь у нас гений, — проворчал я. — Наверное, протирает сейчас штаны в каком-нибудь офисе, сидит за огромным столом перед навороченным компом и зашибает бабки своими блестящими мозгами.
— Надеюсь, — мечтательно вздохнула Шаннон. — Искренне надеюсь, что у него все благополучно.
— Все у него ништяк, — процедил я, чувствуя, как настроение стремительно портится. — Свалил и горя не знает.
— Да, наверное. — Взгляд сестры затуманился тревогой. — Ты его ненавидишь?
Я отрывисто кивнул.
Шаннон распахнула глаза:
— Серьезно?
— Серьезнее некуда, — отрезал я. — Презираю утырка.
За предательство.
За груз ответственности, который он перевалил на мои плечи, хотя нести его нам полагалось вместе.
За украденное будущее.
— А у меня нет к нему ненависти. — Шаннон настороженно покосилась на меня. — Да, мне обидно, что он ушел и не вернулся...
— Не просто не вернулся, — перебил я, чувствуя, как в груди закипает гнев. — Даже не позвонил. Ни разу за все время.
— Однако у меня по-прежнему нет к нему ненависти. Не представляю, как можно возненавидеть родного брата. — Шаннон лягнула меня пяткой. — Особенно любимого брата.
Я закатил глаза:
— Подлиза.
— Зато месяц выдался славный. — Губы Шаннон дрогнули в улыбке. — В смысле, когда отец свалил. Ну, за исключением маминой сломанной руки и твоего сломанного носа.
— Да, его стоило обвести красным в календаре, — хмыкнул я. — Считай, случилось первое Рождество, когда мама на самом деле была с нами.
— Кстати, да, — согласилась Шаннон. — Энергия тогда била из нее ключом. — Ее глаза радостно вспыхнули. — Помнишь, как она повела нас петь «Крапивника» в День святого Стефана? — хихикнула сестра. — Мы обошли всех соседей, все пабы и распевали до хрипоты. Денег набрали уйму.
— Да уж, — фыркнул я. — А все потому, что я убедил ее засунуть свою гордость куда подальше и отправиться по соседям.
— Серьезно?
— Ага, — безучастно откликнулся я. — Отец спустил все бабки, до получки маме было еще далеко, ее драгоценный Даррен днями и ночами готовился к выпускным экзаменам, а нам нужно было как-то сводить концы с концами, — добавил я, пожав плечами. — У Олли кончились подгузы, а в холодильнике мышь повесилась.