Рождая ощущение безвыходности...
Ненависть внутри стремительно нарастала, готовая выплеснуться на единственного человека.
Единственного виновника.
Гребаный Даррен бросил меня одного расхлебывать эту кашу.
Мать рыдала навзрыд в своей комнате — расхристанная, последние остатки самоуважения размазаны по отцовскому члену, а я ничем не мог ей помочь.
Как и в прошлый раз, мне не удалось ее спасти.
Как и во все предыдущие разы, не удалось ему помешать.
От воплей отца сотрясались стены, но постепенно изрыгаемые им угрозы в мой адрес превратились в невнятный бубнеж и пьяное мычание.
— Мелкая мразота, — исторг он напоследок и нетвердой походкой заковылял прочь от моей двери.
Пару минут спустя его голос послышался снова, но на этот раз на другом конце лестничной площадки, где жертвой пьяной агрессии опять стала мать.
С бешено колотящимся сердцем я потянулся за будильником на прикроватной тумбочке и, сощурившись, попытался разглядеть время в тусклом свете уличного фонаря, сочившемся через окно. 02:34.
Твою ж мать.
Водрузив часы обратно на тумбочку, я обреченно вздохнул и, побарабанив пальцами по груди, постарался успокоиться.
Получалось хреново.
Особенно сегодня.
Даррен исчез из дома, но не из моей головы.
Единственный человек, в котором я отчаянно нуждался в такие минуты — в такие ночи, — ушел, даже глазом не моргнув.
Ну почему, почему я сразу не сообразил?!
Я же видел: творится что-то странное, но ничего не предпринял.
Отец никогда не бил Даррена с таким остервенением, как меня.
Правильно, Даррен ведь первенец, любимчик.
А я так, говно на лопате.
Даррен получал оплеухи и шлепки.
Меня лупили кулаками.
Даррен — прирожденный дипломат, из тех, кто мертвого уговорит.
Только ему удавалось воздействовать на отца словами, и тот успокаивался — ну почти всегда.
Злобно зыркнув на опустевшую нижнюю койку, аккуратно застеленную в ожидании хозяина, я ощутил, как внутри закипает обида — обида из-за отнятого детства.
Какого хрена! Я только пошел в среднюю школу, до тринадцатилетия еще целый месяц. Спрашивается, какие у меня шансы против здоровенного мужика?
Правильно, никаких, и Даррен прекрасно это знал, но тем не менее бросил меня на произвол судьбы.
В двенадцать мне выпало биться на передовой в семейной войне. Противник был на порядок крупнее и сильнее, а единственный союзник кинул в решающий момент.
В то утро, когда Даррен провожал меня в школу, я нутром чуял: что-то неладно. Его поведение, признание в любви, то, как он уходил, — пока я окликал его снова и снова, как сопливый пацан.
Первые пару-тройку дней после внезапного исчезновения брата я, затаив дыхание, молил лишь об одном — чтобы случилось чудо и Даррен снова возник на пороге.
Для меня, закоренелого атеиста и циника, это было чем-то совершенно диким.
Однако в тот вечер, придя из школы и обнаружив, что брата нет, я как заведенный твердил клятвы чуваку на небе, обещая ему все, что угодно, в обмен на благополучное возвращение Даррена.
Моего союзника в неравной борьбе.
К несчастью, Бог молитвам не внял, и буквально через несколько недель мое и без того нерадостное существование превратилось в лютый кошмар.
Прятаться за закрытой дверью было стремно, уязвленное самолюбие требовало реванша, однако в глубине души я понимал: высунуться сейчас означает подписать себе смертный приговор. Учитывая, что меня и так чуть не убили...
В гробовой тишине раздались громкие всхлипы. От неожиданности я треснулся затылком о дверь, которую подпирал всем телом, и, сжав в руке клюшку, стиснул зубы, чтобы не выругаться вслух.
— Не обращай внимания, — велел я кому-то из ребят, понятия не имею, кому именно, поскольку все три малявки, вынужденные прозябать в этом кошмаре под названием «дом», прятались у меня на верхнем ярусе. — Просто отключись.
— Мне страшно, Джо, — всхлипнул Тайг, высунувшись из-под одеяла. — А вдруг он снова обидит маму?
— Не обидит, — скрепя сердце соврал я шестилетнему брату. — С ней полный порядок. А теперь спать.
— Не могу, — захлюпал он носом.
— Надо, Тайг, — шикнула на него наша десятилетняя сестра. — Если он просечет, что мы не спим, нам хана.
— Заткнись, Шаннон, — заканючил Тайг. — Мне страшно...
— Всем страшно, — ласково увещевала его Шаннон, появившись из-под одеяла с трехлетним Олли в обнимку. — Поэтому мы должны сидеть тихо.
— Так, мелюзга, а ну быстро спать, — скомандовал я, вновь принимая на себя бесцеремонно навязанную роль защитника. — Вы в порядке. Мама в порядке. Мы в порядке. Все просто зашибись.