Пометка на документе (сделана вручную): По утверждению лица, представившегося особо уполномоченным по сбору и отправке документов и материальных ценностей, имеющих особо важное значение, капитаном госбезопасности Чеглаковым Р.Д., он звонил с почтового отделения населенного пункта, в котором шел бой с гитлеровскими войсками. Разговор шел с помехами и был прекращен без пояснений причин со стороны капитана Чеглакова.
Идентификация голоса капитана Чеглакова проводилась в условиях плохой слышимости и не может считаться подтвержденной.
Принято 30 июня 1941 г. в 03:17 по Москве.
1941 год, июль, Москва
Народному комиссару государственной безопасности СССР товарищу Меркулову Всеволоду Николаевичу о том, что никаких сведений о движении или местонахождении отправленных грузовиков, было сообщено только первого июля, ближе к вечеру.
Задержка была связана с тем, что, во-первых, надеялись получить хоть какие-то новые известия, во-вторых, конечно, боялись докладывать об исчезновении спецколонны с важным грузом. Война войной, а пропажа есть пропажа, и за это по головке не погладят. В общем, ждали до последнего, надеялись…
Бесполезно…
Оказалось, впрочем, что боялись напрасно. Реакция товарища Меркулова была совсем не такой, как предполагалось. Выслушал молча, уточнил, сколько времени прошло, была ли хоть какая-то информация, после того как капитан Чеглаков доложил об отправке спецколонны. Попросил подготовить справку по грузу, по срокам, по лицам, отправленным для его транспортировки, в общем, подробно, но в пределах обычного, без каких-либо дополнительных данных.
И, когда остался в кабинете один, вел себя точно так же спокойно. Будто ничего не случилось. Из кресла поднялся, стал ходить по кабинету, потом постоял немного у окна, снова походил, сел.
Народному комиссару внутренних дел товарищу Берии Лаврентию Павловичу позвонил только на следующий день ближе к полудню и предложил вместе пообедать. Берия предложил обедать у него. Меркулов согласился. Понимал, что у Берии теперь в сутках не двадцать четыре часа, а, пожалуй, все сорок восемь.
Обед, конечно, и не обед вовсе, а скорее производственное совещание, проходящее за обеденным столом и перемежаемое сменой блюд. Притом совещание неспешное, позволяющее хоть немного отдохнуть от вереницы событий и неожиданностей.
Берия слушал, не перебивая, а Всеволод Николаевич говорил кратко и по существу. Перед тем как излагать то одну, то другую позицию, подавал краткую «объективку» в двух-трех предложениях и дополнял изложенное в ней своими словами. Берия слушал внимательно, изредка задавая вопросы. При этом он одновременно водил карандашом по бумаге и делал какие-то пометки.
Выяснилось, однако, что спокойствие это было искусственным. Едва Меркулов закончил, Берия спросил почти нетерпеливо:
— Что же было отправлено в этих грузовиках?
Меркулов поморщился:
— Точных данных нет. До двадцать второго числа не передавали перечень, потому что шел интенсивный сбор всего, предназначенного к отправке в центр, и грузы формировали по мере поступления на пункт комплектования.
Он помолчал и продолжил с интонациями человека, который поясняет, надеясь на понимание:
— Мы были уверены, что успеем собрать и отправить все, что хотели. Я отдал распоряжение в некоторых случаях не задерживать процесс из-за регистрационных формальностей. Ну, а сейчас уже больше недели нет никаких известий оттуда, поэтому…
— Вообще никаких? Ни от кого? — спросил Берия спокойным тоном, которого опасались все, кто с ним работал, зная, что ничего хорошего это не сулит.
— Территория, где находилось управление, давно уже занята немецко-фашистскими войсками, и есть все основания полагать, что там все разгромлено. Нет никакой информации о том, кто уцелел, что из имущества и документации было спасено и где сейчас все это находится, — отчитался Меркулов, понимая, что ничего определенного и хорошего он не сказал.
— Это я и так знаю, — кивнул Берия. — Вы говорите, что этот капитан…
— Чеглаков, — подсказал Меркулов. — Капитан Чеглаков.
— Да! Этот капитан Чеглаков докладывал, что он отдал приказ о поджоге здании и проверил потом его состояние после пожара?
Меркулов поморщился:
— У нас нет даже уверенности в том, что звонок этот был от Чеглакова, не говоря уже о том, что…
Берия кивнул и не сказал ни слова. И по его молчанию Меркулов понял, что мысли текли к необходимости докладывать все Сталину, поёжился — хорошего мало — и постарался помочь.